– Мы стараемся сделать систему совершенной. Насколько можно. Животным не место в доме, – задыхаясь, доложила я основные пункты Закона об адаптации компаньонов, не являющихся людьми. – Искусственная среда обитания – это нарушение их гражданских прав. Но их присутствие благотворно для психического здоровья людей. Поэтому…
– Поймите правильно. Это политика. Ничего личного. Да, Партия свободы видела в Грете своего главного политического оппонента. Без оппонентов нет демократии.
– Присылать угрозы – не демократия. А преступление.
– Их угрозы? Боже мой. Их угрозы – не преступление.
– А что?
– Театр. Перформанс. Жест.
Я возмутилась. Но Марта привыкла к дебатам и не дала мне возразить:
– Радикальная партия необходима. Это клапан для тех, кому нужно выпускать пар своего недовольства. Если этот клапан перекрыть, то пар будет скапливаться, давление расти, и – бум! – Марта надула щеки, пыхнула губами, хлопнула кулаком в ладонь. И спокойно добавила: – А зачем?
– Но Партия свободы…
– Безвредные клоунессы.
– Но их угрозы…
– Ну что ж! Идемте! – Марта вдруг понеслась, перескакивая через одну ступеньку, взлетела на площадку. Я засеменила за ней, икры одеревенели. – Покажу!
Марта ждала меня наверху. Спокойная, даже не вспотела, даже не раскраснелась.
– Сами увидите. Они, я уверена, полностью на стороне вашего кролика.
Она толкнула дверь. И меня оглушил запах духов.
В виске сразу закололо. В носу засвербело.
Это и был офис праворадикальной Партии свободы.
Марта поднесла руки рупором к своим полным губам, гаркнула:
– Белла!
Повернулась голова с длинными блондинистыми локонами. Хлопнули густо накрашенные ресницы. Приоткрылись блестящие от помады губы. И Белла медленно, как встающая кошка, отлепила от стула зад. Юбка на ней была минимальная. Ноги в сетчатых чулках заканчивались туфлями с острыми, как копытца, носами.
В обществе, где всем давно уже по барабану, как ты одета, как ты выглядишь, кем себя считаешь, хочешь детей или нет, спишь ли с женщинами, с мужчинами или вообще забила на секс, Партия свободы выражала свою женственность в самом воинственном, а потому карикатурно-старомодном виде. Но правые считали иначе: «Женщина не должна притворяться мужчиной. Можно делать всю мужскую работу, оставаясь красивой и оставаясь женщиной». Что бы это ни значило.
Марта ухмыльнулась:
– Наслаждайтесь, Ариадна… Понадобится помощь, кричите.
Вот стерва. Думаю, она поняла про меня больше, чем мне хотелось бы.
Шаги ее застучали по лестнице вниз.
На меня надвинулся одуряющей силы запах духов. А я все не могла отвести взгляд от туфель Беллы. Как только она в них ходит? Нет, серьезно. Если ей, как всем, положены три пары в год с учетом смены сезонов, то на своих копытах она должна ковылять постоянно. Или для членов праворадикальной партии существуют другие правила потребления? Может, ее копыта считаются более экологичными, так как соприкасаются с поверхностью куда меньше моих кроссовок? А потому Белле разрешены не три пары обуви в год, а…
– Что вас интересует?
Она стояла передо мной. Руки в боки. Грудь, огромная, уложенная в глубокий вырез, торчала горизонтально, как балкон.
Я невольно скосила на этот балкон глаза. Белла усмехнулась. Мой взгляд тут же отпрыгнул ей в глаза: два блестящих озерца среди густого дымчатого макияжа.
– Ариадна, – представилась я. Хотелось вынуть удостоверение. Тогда она вынуждена будет отступить от меня на шаг, чтобы его прочесть. Иначе я задохнусь в ее тропических душных испарениях.
Остальные партийные дамы выглядели почти так же. Я вспомнила их лозунг: «Будь женщиной – для себя». Там какая-то затейливая логика, которая сводится к тому, что подлинную женственность обретаешь, лишь проделав над собой перед выходом из дома кучу неудобных и даже болезненных экспериментов. Почему – не знаю. Но моя бабушка согласна. Особо воинственны правые радикалки по отношению к волосам. Те, что на голове, надо завивать. Если они вьются от природы – выпрямлять. В любом случае – красить. А вот те волосы, что на теле, – бескомпромиссно удалять. Так же важны для партийного самоопределения духи. Как только они не падали в обморок в одной комнате? Видимо, запахи их духов взаимно элиминировали друг друга. А может, за годы партийной борьбы все просто друг к другу принюхались?
– Я расследую пропажу кролика из дома министра гендерной интеграции…
– …и почему-то решили, что мы имеем к этому отношение? – с усмешкой договорила за меня Белла. – Мы не крадем кроликов, малышка.
Ее спиралевидные локоны почти касались моих рук, лица. Выдерживать общепринятую социальную дистанцию она не собиралась. Отодвигаться тем более. Отодвинулась я.
– Я не утверждала обратного. Животное страдало от стресса в связи с нервной обстановкой в доме. Партнерша умершей сообщила об угрозах, которые ваша партия ей…
– Наша партия не присылала госпоже министру ничего, кроме поздравительных открыток.
– Я еще не сказала: «присылала». Что насчет коробки с фекалиями?