Мужчина апреля

Пока шла к главному административному корпусу, мне навстречу попались несколько подростков в темно-серых полуспортивных костюмах и одна девочка в короткой юбке из такой же ткани. Они о чем-то спорили, бурно жестикулируя. Я не сразу сообразила, что же в этой бытовой сценке такого необычного. Но потом до меня дошло: откуда здесь школьница-девочка? Присмотрелась внимательнее: у девочки ярко подведены глаза, а над тронутой помадой верхней губой пробиваются черные усики. Ну конечно, это не девочка, это мальчик. И хотя пол ребенка у нас определяется по хромосоме Y или X, никому не запрещается одеваться и называться так, как он хочет. Эта свобода – одно из важных завоеваний нашего общества после Большого Поворота. Мальчикам, разумеется, нельзя делать операции по перемене пола – никакая операция не сумеет отменить фатальную Y-хромосому, которая делает человека уязвимым перед FHV. Но носить женское платье в школе – пожалуйста. Мальчик, одетый девочкой, приветливо посмотрел на меня красивыми карими глазами и улыбнулся. Я улыбнулась в ответ. На душе было радостно. Как хорошо все-таки выбраться на природу!

Даже лицо Томми на какое-то время исчезло из моих мыслей.

Но ненадолго. Первое, что я увидела, толкнув входную дверь в главный корпус, – календарь «Мужчина Апреля», торжественно висевший в просторном холле. И ярко-красная надпись: «Гордимся Томом, выпускником нашей школы по специальности „учитель“!» Стараясь избегать взгляда Томми, я спросила пожилую вахтершу, где искать директора. Та велела подниматься на второй этаж и идти во второй кабинет слева.

– Только ее еще нет на месте, ее в министерство вызвали с утра. С минуты на минуту должна быть.

– Да? А с кем еще из учителей можно поговорить? Я из Биологической безопасности, – показала удостоверение.

Женщина посмотрела и с уважением закивала:

– Учительница истории сейчас здесь. И завуч тут тоже. Обе на втором этаже, историчка рядом с директором, завуч – напротив. Вы там постучите в любую дверь, вам подскажут.

– Спасибо, – поблагодарила я и пошла к лестнице.

– Видели нашего мальчика? Нашего Томми? Мужчина Апреля! Во как! Красавчик какой! – донеслось мне в спину…

Видела, видела я вашего Томми… И даже целовала.

– Томми! – радостно воскликнула учительница истории. – Конечно, помню, кто ж его не помнит.

Ну надо же. Сразу поняла, о ком я говорю. Даже не спросила: какой еще Томми? Я оглядела маленький кабинет. Почти нет личных вещей, разве что много цветов в горшках. Зачем, спрашивается, держать в комнате цветы, когда за окном такие сосны? Но некоторые женщины непременно должны о ком-то заботиться, хотя бы о растениях. Скорее всего, учительница одинока, но дома у нее есть кошка – заслужила многолетним трудом на благо общества. Мы с Никой на домашнее животное пока не наработали – только на мальчика… На стенах кабинета, как и полагается, вереница портретов великих женщин. У Цзэтянь, Анна Ярославна, Царица Тамара, Елизавета Английская, Екатерина Вторая, императрица Цыси, королева Мин, Маргарет Тэтчер, Камала Харрис. Я вспомнила собственные школьные экзамены по истории и поежилась: сколько ненужной информации приходилось зубрить! И как все это счастливо испарилось из моей головы за ненадобностью.

– Такой умный красивый мальчик. Прямо как с фаюмского портрета, мы все на него засматривались, – задумчиво продолжала историчка ласковым певучим голосом.

– Да? – Выходит, не одна я такая. Какие еще фаюмские портреты? Надо будет взглянуть…

– Ну не так засматривались, как… как на мужчину месяца, – слегка смутилась учительница и поправила бант на коричневой блузке. Не дай бог я чего подумаю в свете недавних скандалов с харассментом! – Просто любовались. Чисто эстетически.

Историчке шло к семидесяти – поздновато засматриваться на красивых мальчиков. Даже чисто эстетически. Выглядела она совсем бесполой, несмотря на женственную блузку и юбку-карандаш до колен – плоская грудь, седое каре, стоптанные туфли без каблуков, никакой косметики или украшений. Синие плотные колготки, хотя они давно вышли из моды. Помню, как мы все в них щеголяли в последнем классе школы – была очередная волна моды на синечулочниц.

Историчка полезла в компьютер, стала рыться в файлах, нашла нужный, щелкнула.

– Да, Томми… По моему предмету он был лучшим учеником, читал больше всех. Очень пытливый, во всем пытался разобраться, до всего докопаться. Сначала интересовался античностью. Потом увлекся декабристами, знаете, кто это такие?

– Ну про жен, которые поехали в Сибирь, знаю, конечно. В школе проходили.

– Про жен все знают. А Томми написал целую работу о самом восстании, рылся в разных источниках, что-то там сопоставлял. Такое блестящее эссе, хотя и спорное, но я до сих пор его прекрасно помню. Вот оно тут у меня лежит. Называется «Ценность обреченного бунта». Мальчишка, что вы хотите? Романтик.

Ценность обреченного бунта. Будто про Гретину борьбу сказано. Впрочем, сама Грета никакой обреченности не чувствовала и ситуацию поражения не рассматривала, как английская королева Виктория. Или у Томми была своя борьба?

– А его никто не навещал?