Мужчина апреля

Нам? Как хорошо, что он сказал «нам».

– Тебе пора, Ада. – Томми мягко отстранился от меня. – Мы скоро увидимся.

Я двинулась к выходу, надеясь, что он пойдет следом. Он не пошел. Я сделала усилие, чтобы не оглянуться. Если бы я оглянулась, то не смогла бы уйти.

18.15

Я включила в коридоре свет. Ника выскочила мне навстречу, как будто за ней гналось привидение. Я так и замерла: одна ступня – босая, другая – в туфле.

– А у нас Галина! – звучно и весело сообщила Ника. Так звучно и весело, как бывает только на грани истерики. И все мои тревоги, мысли, сомнения по поводу дела о кролике и о Томми сдуло, как ветром.

– Почему? Что случилось?

Я ногой задвинула туфли куда попало. Поспешила в гостиную.

– Здравствуйте, Галина, – начала я с порога. Навстречу мне уже поднималась невысокая плотная женщина лет пятидесяти. – Очень удивлена, что вы снова здесь. – Тон мой ясно говорил: какого черта? – Мы думали, теперь все в порядке.

– Я же прошла детектор раскаяния, – нервно вставила за спиной Ника.

– С третьего раза, – спокойно напомнила Галина.

Пытаться выбить ее из равновесия было так же безнадежно, как таранить лбом бетонную стену. Галина – Никин офицер по условно-досрочному освобождению.

– Я так поняла: либо прошла детектор, либо – нет, – не сдалась я.

– Мы опасаемся, что ситуация может опять стать для вас неустойчивой. Поэтому вынуждены возобновить регулярные проверки. – Голос все такой же ровный, такой же доброжелательный и такой же неумолимый. – Особенно теперь, когда вам пришла повестка.

– Повестка нас очень обрадовала, – быстро среагировала я.

– Да-да, – подхватила Ника. – Я так давно хотела получить шанс. Я теперь числюсь государственной служащей – я же понимаю, что это многое меняет. Поменяет…

Мне стало больно за нее. Бедную Нику отфутболивали с каждой новой работы, даже не удосуживаясь к ней присмотреться. Не заглядывая в документы об искреннем раскаянии и об успешной социализации. Для всех она теперь – человек с тюремным прошлым и позорным клеймом.

– Разумеется. – Галина кивнула. – Вы совершенно правы. Когда работодатель увидит в вашем деле, что вы находились на государственной службе уже после… инцидента… – ровно и мягко говорила Галина.

Она села, не дожидаясь приглашения. И нам показала жестом: садитесь. Как будто мы не у себя дома. Как будто это мы у нее в гостях – с непрошеным визитом.

– …отношение к вам сразу станет более доверительным. Как вы того и заслуживаете.

– Почему оно не доверительное уже сейчас? – возмутилась я. – Мне просто хочется знать. Все документы в порядке. Вы сами выдали заключение о том, что Ника больше не представляет опасности для общества, больше не подвержена агрессии, что ее понимание наших общественных ценностей – искреннее.

– А Ника сама не хочет о себе поговорить? – с улыбкой посмотрела на нее Галина.

Ника взглянула на меня. Беспомощно сглотнула:

– Я могу опять. Пройти детектор.

– Очень хорошо. Мы так и поступим, если понадобится. – Галина слегка улыбнулась. – Это просто рутинная проверка. Не встречайте меня как врага.

Такой поворот меня напряг. За каждым словом в устах Галины прочитывался второй смысл.

– Ну что вы! Какой враг… Мы просто…

– Какой враг… – залепетала и Ника, глядя то на нее, то на меня. – Мы просто удивились. Немного растерялись.

– Мы не ожидали, – твердо сказала я.

Наконец Галина ушла.

– Все вроде обошлось, – повернулась я к Нике. – Рядовая проверка, вот и все. Она тупо следует протоколу. Ведь ты же на год стала государственной служащей.

Ника тяжело дышала. Выпалила:

– Когда они уже оставят меня в покое! – и ушла в ванную.

Я услышала, как зашипел душ.

«Вот он и вернулся в нашу жизнь, тот мужчина», – подумала я.

Мужчина, который разбил наши отношения, да похоже, всю нашу с Никой жизнь, когда стало ясно, что «инцидент» приковал нас друг к другу, как не смогла бы приковать любовь.

А ведь я тогда даже не расслышала, что он мне сказал.

23.50

Время шло к полуночи, а я все не могла уснуть. Спала ли Ника или притворялась, проверять не хотелось. Подушка стала горячей. Одеяло тяжелым. Я откинула его. Пошла на кухню. Голубоватый свет проникал с улицы. Я пила холодную воду и вспоминала: что же тот мужчина тогда сказал?

Ника наотрез отказалась отвечать. И мне, и полиции.

Но полиция была потом.

Сначала была почти пустая улица. Летнее утро. Нам с Никой было весело. Я валяла дурака, мы хохотали, нам и двадцати не было. Что-то там я изображала, пятясь и размахивая руками, когда налетела спиной на желтый кулек-комбинезон. Мужчина упал. Я не слышала, что он сказал. Не слушала. Я даже на него не посмотрела. Просто пошла дальше.

Ника вдруг остановилась:

– Что?

Кулек неуклюже поднимался, шурша резиной, от стекла маски отражалось солнце.

– Ника, идешь? – позвала я.