Мужчина апреля

Я не понимала, что сильнее выбивало меня из колеи. Страх, что эта грязь и мерзость – навсегда. Или страх, что все это – не навсегда. И Томми тоже – не навсегда.

– Это просто нора. – Томми положил подбородок мне на плечо. Протянул руку, выкрутил кран. – Пусть прольется, потом пойдет чистая.

Я кивнула. Хотя едва ли верила во что-то чистое…

Сюда нас вчера отправил Паук. Сначала мы решили, что он посылает нас в ловушку: здесь располагался хорошо известный научно-исследовательский институт по искусственной репродукции. В народе этот старинный дом называли «искусственной маткой». Но Паук объяснил, что в доме есть двухсотлетние двухуровневые подвалы. Ими давно никто не пользуется, кроме Паука и ему подобных. Подвалы замуровали, но в них можно попасть через канализацию, нужно только знать, в какой люк спускаться и в какой выемке под люком спрятаны ключи. Никому не приходит в голову искать кого-нибудь в этих подвалах, под самым носом у лояльного государственного учреждения. А меж тем никакие сигналы сюда не проходят, построено на славу. Вчера я была настолько измучена, что без слов доверилась Томми, которого почему-то совсем не удивила безумная идея спрятаться в искусственной матке, пробравшись через канализационный люк. Моей энергии хватило лишь на то, чтобы переодеть Томми в голубое Никино платье – Гретин костюм слишком бросался в глаза своим элегантным кроем, да и бегать в узкой юбке неудобно. Платье ему очень шло, куда больше, чем Нике. Я почувствовала слабый укол совести: это лучшее Никино платье, а Томми уже надорвал его в плечах, и мы его явно испортим окончательно. Последний раз я видела Нику в этом платье в понедельник, когда Гастро-Марк, еще живехонький, готовил соевые гребешки и торт. Вечность назад. Платье не доходило Томми даже до колен: он был выше Ники. На нем оно превратилось в игривое мини.

– Наверное, надо ноги побрить или колготки надеть? – неуверенно спросил он, разглядывая свои икры, покрытые черными волосками.

– Плюнь, – ответила я. – Тебя примут за правую радикалку. Обычным женщинам давно нет дела до волос на теле.

– Ну, просто это некрасиво, – пожал плечами Томми.

У меня опять больно кольнуло сердце: некрасиво? Значит, мои ноги кажутся ему некрасивыми? Мне что, теперь за бритвой срочно бежать?

Усилием воли я выкинула эти глупые мысли из головы. Поверх платья надела на Томми Никину синюю куртку, повязала шарф, нахлобучила на его кудри маленькую шапочку: в этих подвалах, наверное, холодно, и непонятно, сколько мы будем их искать. Может быть, придется брести по колено в ледяной воде, кто знает? Не простудился бы…

Все оказалось куда проще, чем я думала. И люк нашли без труда, и воды там не было – обычный туннель, вполне даже сухой. И ключ оказался в третьей выемке, как нам и обещали. Вместо ключа я положила в дупло телефон Паука, следуя инструкциям. Честный обмен. Так мы с Томми опять оказались без связи с миром.

09.45

– Сядь, – кивнула я Томми.

Он сел напротив.

– Слушай и проверяй меня.

На лице его мелькнуло недоумение.

– У нас отсюда только два выхода. В полицию – в качестве обвиняемых… – начала я.

– Обвиняемых – в чем? – Томми оскорбленно сдвинул брови. – Я не виноват в смерти матери. Я не сделал ничего…

Я пожала плечами:

– Начнем с нарушения закона инфекционной безопасности.

Томми не выразил желания продолжать. Я смотрела в его зеленые глаза, но ничего не могла прочесть. Глаза точно затворились, скрывая то, что Томми не хотел мне показывать.

– А второй выход?

– Тоже в полицию.

– В полицию!..

– Да. В качестве обвинителей. Но сначала мы сами должны понять, что произошло.

Глаза Томми распахнулись, и все же ощущение, будто он решил что-то скрыть от всех – в том числе и от меня, – не исчезло.

– Ты мне не веришь, – огорчилась я.

Томми скорчил гримасу: не говори ерунды. Но энергичных возражений я не дождалась.

– Грета мертва. И это не самоубийство.

– Мы не можем этого утверждать, – отозвался он. – Предварительный диагноз – менингит.

Я собиралась было сказать: заразиться менингитом можно от кролика. А кролик – вот ведь совпадение – исчез одновременно со смертью Греты… Но не сказала. Повторила только:

– Ты мне не веришь.

– Дело не в тебе. Я просто пытаюсь смотреть на голые факты. Анализировать информацию.

Я вздохнула: учитель! Он и здесь им оставался.

– Ладно. Валяй. Давай исходить из фактов…

Мне не давало покоя это новое странное выражение его глаз. Но что мне было делать? Я лгала ему, когда говорила, будто у нас два выхода. Выход у нас был один. И двигаться к нему мне приходилось осторожно. Я все спрашивала Томми: ты мне не веришь? А вопрос надо было ставить по-другому: верю ли ему я? Я этого уже не знала. Что случилось? Может, чувство, которое толкнуло нас навстречу друг другу, так же внезапно дало поворот? Может, любовь вообще – такая?

– Итак… – учительским тоном напомнил Томми. Мне этот тон совсем не нравился. Но я кивнула: