Мужчина апреля

Я молчала, но мои губы приблизились к его лицу, беззвучно шепнули «да». Томми жадно ответил на поцелуй. Как можно не верить этим губам? Они не могут врать. Я обняла его, дрожащими пальцами погладила женский твидовый облегающий пиджак, надетый прямо на голое тело.

– Мальчик… Мой мальчик.

Мне показалось или он на секунду замер? И на лице отразилось нечто непонятное, похожее на легкую брезгливость?

– Что-то не так?

Он посмотрел мне в глаза:

– Моя девочка.

Он ведь не смеется надо мной? Почему я не умею читать его глаза? Смотрю в них и ничего не понимаю, просто тону. И тут он проговорил чуть слышно:

– Я люблю тебя, Ада.

Мне кажется, я никогда в жизни не была счастливей.

13.55

Я очнулась у Томми на плече. Он не спал, глядел в потолок, о чем-то размышлял. Сколько я спала? Пять минут? Десять? Я любовалась профилем Томми, смотрела, как дрожат длинные ресницы. Зачем мужчине – да еще и учителю – такие красивые ресницы? Ладно бы конкубину. Вот бы существовал мир, где я каждый день просыпаюсь в объятиях Томми. Пусть это будет нелепый бабушкин мир, но в нем мы будем вместе.

Мне вспомнился кадетский корпус, уроки по истории правоохранительных органов – эту пару всегда ставили утренней, понимая, что народ еще дремлет: предмет-то, что и говорить, не больно важный. В бабушкины времена полиции была свойственна географическая неравномерность квалификации. Например, в Нью-Йорке или Лондоне полиция была на вершине списка, а внизу болталась Исландия. Потому что там почти никогда никто никого не убивал. Полиция Исландии поднаторела в основном в том, чтобы переводить через дорогу уток с утятами. Случись большое серьезное преступление, полиция Исландии просто не справлялась, приходилось выписывать следователей из Дании. Я лежала рядом с Томми и печально думала, что я сейчас – та самая Исландия. Я стояла в этой всей истории, как в болоте по пояс, суетилась, тыкалась и ничегошеньки не могла толком ни понять, ни сделать. Вот только некого было просить о помощи.

Я погладила его узкие колени под юбкой. Томми прижался ко мне всем телом.

– Откуда у тебя этот костюм?

– Айна выбрала. Она помогла мне сбежать.

Я отстранилась:

– Сбежать?

– Айна лучше, чем ты думаешь. – Томми нахмурился: – Понять бы еще, почему полиция забрала Айну и Туяру!

Я резко села в постели:

– Их забрала полиция? Из-за Греты?!

– Айна сказала, она ни при чем. И я ей верю.

– А я – нет. – Я соскользнула с кровати.

– Зато Айна верила тебе.

Я хмыкнула:

– Точно. Настолько, что из-за нее меня выкинули со службы.

– И оберег не помог, – грустно заметил Томми. – Бедная Айна. Такая сильная – и такая наивная.

– Какой оберег?

– Ты что, его до сих пор не нашла?

Я силилась понять, но мне это не удавалось.

– Ее старинный шаманский амулет. Заячья лапа.

– Томми, так лапу мне подложила Айна?!

Томми вздрогнул от неожиданности, посмотрел удивленно:

– Ну да. На удачу.

Как же все запуталось! Я почувствовала себя страшно усталой. И мой телефон геройски погиб… Я встала, подошла к столу, подняла крышку лэптопа – странно, что его не забрали. Ввела Никин пароль. На экране открыто приложение Vogue – любимый журнал Ники, на который она много лет подписана – и на бумажную ежегодную версию, и на кастомизированную, цифровую. Открытое приложение демонстрирует одежду для беременных, героиня каждой съемки – сама Ника, подписчицы получают версию, где они сами и выступают в роли супермоделей. Надо же, как быстро среагировали – Нике только в среду сделали подсадку, а они уже ловко примерили беременность на Никину жизнь. Вот Ника на пробежке – животик, наверное, месяцев на пять. Красивый серый спортивный костюм, свободный, ничего нигде не сдавливающий. Вот синее нарядное платье, расширенное в талии. А вот мы с ней вместе – держимся за руки, идем по нашей улице, Ника одета в яркий комбинезон, похожий на тот, в котором я ее впервые увидела. Наши с Никой цифровые аватары выглядят очень счастливыми, улыбаются. Жизнь, которой уже никогда не будет.

Я вошла в фейслук – Ники там не было уже примерно восемь часов. Я ощутила тревогу. Никины друзья обычно знают о ней все: что она съела, что увидела. И вдруг – ничего…

Я обернулась к Томми:

– Томми… сколько ты меня здесь ждал?

– Всего минут десять. Дверь была не заперта, в доме никого не было.

– И ленты не испугался? – Что-то в его рассказе показалось мне странным.

– Наоборот. Я подумал, что буду тут в безопасности. Раз полиция уже натянула ленту. Кто сюда войдет?

– А если бы я не пришла?

Я огляделась вокруг. На журнальном столике – недопитая чашка с цикорием. Никина любимая, желтая, с фиолетовым ободком, она сама ее сделала. При виде этой чашки меня охватил холод. Ника не оставила бы ее на столе. Если бы ушла из дома сама.

И все свербело: а ведь Томми так и не ответил. Что он собирался делать, если бы я не пришла?

Страх за Нику гнал меня вперед.

– Томми, дашь мне свой телефон?

Он встал, послушно одернул на себе твидовую юбку. Проверил карманы, протянул телефон.

– Но если вставишь симку, нас засекут.

– Томми, быстро одевайся.

Он засуетился:

– Ты думаешь, Нику забрали?

– Думаю, да. Как Айну. Как Туяру.