Мужчина апреля

– Белла! Это может быть очень важно. Чем Грета ей угрожала?… Белла?

Та обернулась:

– Где видео?

– Белла, почему вы заговорили о паранойе?

– Грета цеплялась к Кетеван, обещала, что устроит расследование, разоблачит весь их план… Утверждала, будто у нее есть доказательство.

– Какое?

– Где видео?

– Белла, почему вы заговорили о паранойе?

– Грета цеплялась к Кетеван, обещала, что устроит расследование, разоблачит весь их план… Утверждала, будто у нее есть доказательство.

– Какое?

Белла вспыхнула, лицо под тональным кремом побагровело.

– Белла! Она говорила, какого рода доказательство?

– Да никто не знает! – до меня долетали брызги слюны. – Ни Кетеван! Никто! Нет никакого плана! Грета спятила! О чем я и твержу! Спятила!

Мы услышали шум снаружи. И обе осеклись, будто нас окатили водой. Посмотрели друг на друга. Белла – растерянно. Я – спокойно. Я знала, что ищут меня. Но сказала Белле:

– Допрыгались. Полиция всех, кто выбегал с рейва, снимала на видео. А программа распознавания лиц сделала остальное.

С лица Беллы сбежали все краски, толстый слой тонального крема сделался особенно заметен.

Личности, не являющиеся людьми, заливались тоненьким бешеным лаем, словно собак им рвало.

Чужаки!

Собаки делали то, что веками делали для людей. Лаяли на чужих. На врагов.

«Всем оставаться на местах», – донесся искаженный микрофоном голос.

Я вынула и отдала Белле пустую флешку. Пальцы с зелеными ногтями цапнули ее.

– Где гарантии, что нет копии? – прошипела Белла.

– Никаких, – сказала я.

– Это мерзко!

– Мерзко, – согласилась я на бегу.

Вылетели в коридор. Белла спотыкалась и валилась, хватаясь за стены.

– Здесь есть запасной выход! – крикнула она.

– Да снимите свои копыта!

Она запрыгала на одной ноге, сбивая туфли.

– Туда!

Я рванула в другую сторону.

– Запасной вон там! – И Белла, забыв обо мне, босиком помчалась в нужную сторону.

Что глупо. Потому что, если это полицейская облава, то она организована по всем правилам, с учетом плана здания и засадой на всех выходах, включая запасной. А это, конечно, была облава. Лай полицейского микрофона ни с чем не спутаешь.

Думаю, там Беллу и приняли в объятия закона. Пусть разбираются. Главное, есть за что. За нарушение инфекционной безопасности.

А я оказалась в служебной части кафе. Не в сиреневой, а в серо-бело-хромированной. На этой кухне готовили еду животным. Отлично. Я быстро нашла служебный туалет. Пора избавиться от телефона, бросить его в унитаз. Отключение не поможет – все равно отследят. Перед тем как навсегда расстаться с телефоном, взглянула на экран. Увидела так и не открытый файл. От Лены. А, черт. Это важно? Повинуясь какому-то тупому чувству, кликнула, открыла.

Снаружи лаяли собаки, раздавались крики, топот. А я привалилась к раковине и смотрела видео на экране. Я узнала эту квартиру…

Томми стоял спиной – камера наблюдения располагалась сзади. Да, это его чуть сутулые плечи, черные кудри, тонкое изящество силуэта. Прямо перед ним на расстоянии вытянутой руки стояла Туяра и смотрела на Томми горящими глазами. Прямая, как струна. Я легко прочла то, что читалось в этих темных глазах. Звук я не включила, все было понятно без звука. Туяра стянула через голову худи вместе с майкой. Томми дернул головой. Туяра что-то сказала, лицо светилось одержимым упорством. Сейчас она была очень похожа на Айну, только куда красивее. Темные соски смотрели прямо на Томми. Распустила волосы, тряхнула ими. Стала похожа на какую-то языческую богиню. Взялась за молнию джинсов, потянула ее вниз…

Меня затошнило. Я успела наклониться над унитазом, желудок скрутило, но блевать было нечем – я со вчерашнего вечера ничего не ела. Во рту стоял вкус желчи.

Набрала номер Томми, он подошел, тут же закричал:

– Ада, это ты? Где ты?

– Чтоб ты сдох! – а по краю сознания прошло воспоминание: того же самого желала ему и Туяра – на том листке, найденном мною в школе. Теперь мы с ней были едины в своих желаниях…

– Ада, что ты несешь! Что случилось? Ты можешь объяснить нормально?

– Ты все врал! Сукин ты сын! Ты ее трахал! Подростка! Свою сводную сестру! Я видела, видела!.. А мать свою ты тоже трахал? Кого еще?

На том конце провода повисло молчание. Я взглянула на экран. Туяра все еще медленно раздевалась перед Томми. Мне уже не хотелось, чтобы он умер. Мне хотелось умереть самой.

– Я тебя ненавижу. Ненавижу, – прошипела я. – Я сдам тебя полиции, я им все расскажу. Ты покойник.

– Ада! Ада! Подожди, послушай меня! – крикнул Томми в трубку, но я со всей силы ударила телефон об раковину, бросила его в унитазную дыру и нажала на слив.

Рокот унитаза смешался с приближающимся шумом из-за двери. Я старалась не паниковать. Встала ногами на сиденье. Запор окна был заварен. Выбила стекло локтем. Высадила острые осколки (в глазах потемнело, когда я перевалилась через раму) и упала боком на асфальт среди мусорных баков непривычных цветов: красный для органики, а зеленый для стекла. Два других были как везде: синий для бумаги, черный для металла. Окрестные здания показывали мне свои задние стены.