Мужчина без чести (СИ)

…При свете фонарей с улицы, под толстым, но невесомым одеялом Белла, с преступной позволительностью овившись вокруг теплого Эдварда, улыбается. Эту ночь она не забудет. И то, что сделал для нее мужчина, тоже. Счастье, хоть так и может не показаться на первый взгляд, состоит из мелочей. И даже потеря дверных ключей может стать ключиком к его находке.

- Ты еще долго вспоминал мне эти ключи, - посмеивается Белла, когда Эдвард признается ей во взаимности недавно сказанного.

- Это было тем, что можно вспомнить…

- Давай оставим воспоминания на старость, а? – оптимистично предлагает девушка, поцеловав его подбородок. - Пока есть чудесная возможность наслаждаться настоящим.

- Оно не всегда… приятно, - Эдвард сглатывает, не желая портить момент, но коробясь всплывшей темой. Так будет и дальше? Все вокруг будет напоминать ему о Пиджаке?

- Мы это исправим, - с заботой отзывается девушка, погладив мужа по щеке, - и начнем уже завтра.

- Поможет ли начать?.. – неопределенно отзывается Каллен, хмурясь.

Его морщинки последнее, как и потеря хорошего настроения, чего хочется Белле. Проводя по ним своими теплыми пальчиками, она улыбается. Искренне и честно.

- О да, поможет. Я тебе обещаю.

*

Шестьсот шестьдесят два.

Шестьсот. Шестьдесят. Два.

А если коротко: 662 – истинное число Дьявола.

И это число, побуждающее лишь бежать прочь, не оглядываясь, украшает синюю дверь кабинета, куда мистеру Каллену предстоит войти меньше, чем через пятнадцать минут. На деревянной поверхности золотой кружок с пугающими цифрами хорошо сочетается с фамилией и именем принимающего доктора. Вернее, принимающей.

Ее зовут Кэролайн Сурс, и ей около сорока. Вчера, с сайта врачебных публикаций, фотография этой миловидной женщины с коротким черным каре, закругленным лицом и синими глазами с тонко подведенными черным карандашом бровями смотрела на него в упор. Вообще, на лица Эдвард никогда не мог похвастаться хорошей памятью, но это запомнил. И, похоже, раз и навсегда.

В коридоре холодно. В белом и пустом коридоре – время раннее, день рабочий – холодно. И плевать, что в окна с двух сторон прямо-таки бьет прицельным ударом солнце. Шторы-жалюзи разделяют его на мелкие полоски и обрывают у пола под подоконником. До ряда металлических стульев с дырочками на спинках оно попросту не доходит. Не греет. Хоть и светло.

В этом коридоре всего три кабинета. Все – проктологов. Двое мужчин и одна женщина. Одна женщина, к которой, к удивлению Эдварда, почти пустует запись. Вспоминая свой пережитый опыт пару лет назад и воскрешая в памяти бас доктора Варнера, не церемонящегося с пациентами, несмотря на свою щекотливую специализацию, Эдварда бросает в дрожь. Неужели кто-то добровольно предпочитает мягких вежливых женщин таким людям, как он?.. Наверное, этот врач один из немногих за всю жизнь, кто напоминает ему Пиджака. Восемьдесят процентов сходства.

Время на часах – двадцать минут одиннадцатого. Его прием назначен на половину. Его пытка назначена на половину. И ничего не попишешь – Каллен предложил сам.

- Я говорила тебе взять перчатки, - слышится ласковый голос Беллы, когда маленькие пальчики, вырывая из размышлений, забирают себе его ладонь. Потирают, стремясь вернуть побледневшей коже хоть какое-то тепло.

Девушка сидит рядом, справа, на таком же металлическом стуле. На ней распахнутое коричневое пальто и кофейный пуловер под ним. На коленях в серых джинсах лежит небольшая сумочка. Из ее нутра проглядывают ненавистные белые бумаги с его данными.

- Ты замерз, - добавляет она, недовольно прикасаясь к его пальцам. Каштановые волосы стянуты в хвост, на губах легкий налет розового блеска, а на ресницах – тушь. Но даже этот макияж не прячет, как следует, впавшие щеки и опаловую кожу. Румяна бы не повредили…

Эдвард поворачивает голову к жене, мужественно закапывая внутрь, поглубже, свой страх. Пытается посмотреть снисходительно, но губы предательски подрагивают.

Белла хмурится, тихо вздыхая. Но не говорит ничего, что может разрушить стеклянный самоконтроль мужа:

- Я подумала о том, чтобы запечь курицу на обед, - сама с собой рассуждает она, с интересом рассматривая голубую паутинку вен на запястье Каллена, - и картошку. Как тебе?

Эдвард кое-как выдавливает улыбку.

- Хорошо…

- Если ты хочешь что-то другое, что-то особенное, - продолжает Белла, - ты можешь сказать мне. Я приготовлю это.

Из всей фразы, должной быть отвлекающей и спасительной для сохранения хоть какого-то трезвого рассудка, Эдвард вылавливает слова «ты можешь сказать мне». И ничего другого не в состоянии осмыслить и запомнить. Только это. Только то, что можно… сказать. Можно быть откровенным.

Проблема лишь в том, что разговоры неминуемо повлекут за собой слезы. А слезы сейчас недопустимы. Никак. Ни в коем разе.

- Иди сюда, - на выдохе шепчет мужу, ограничиваясь одной маленькой фразой. Два слова. Два чертовых слова. Их хватит.

И прежде чем Белла сама исполняет его просьбу, придвигается к жене ближе, привлекая к себе. Обхватывает ее обоими руками, пряча в объятьях, и поднимает голову чуть выше, чтобы устроить подбородок поверх ее макушки.