Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга первая

…как могут женщины в такой ситуации оказаться благоразумными, даже если они дали обещание…

удалились, строя планы разрушения Трои, в которой царствовал отец Париса, Приам.

А Афродита никуда не торопилась. Победно улыбаясь, она раздумывала, как лучше сдержать клятву и наверно предвкушала своё самое великое деяние в мире.

Весёлая, бурлескная история спора трех богинь сделала Ахиллеса заложником чужих страстей, чужих искуплений, чужих раздоров и чужих примирений.

Оставалось, стать героем именно в этих обстоятельствах.

А нам, земным и смертным, повеселиться вместе с тремя богинями и Парисом, а потом испытать ужас, понимая, чем такое веселье обычно заканчивается.

Елена Прекрасная

…преодолевая сомнения

Когда впервые решился напечатать свою «Елену», меня обуревали сомнения. И по той причине, что насколько это «моя», если, в лучшем случае, это мой «монтаж аттракционов»[322].

И по той причине, что не хотелось шокировать читателей в моей стране, в которой так много ханжеского.

Сомнения обуревают меня и сегодня, когда включаю этот текст в книгу.

Древнегреческий оратор Исократ[323], как-то сказал:

«Я не боюсь признаться, что, в мыслях у меня смятение, что думаю я сейчас о странных вещах и сам не уверен, действительно ли делаю что-то необходимое».

Это буквально обо мне.

Решился, только заручившись поддержкой тех лиц (азербайджанские женщины!), к мнению которых прислушиваюсь.

Возвращаясь к Елене Прекрасной

Елена самая загадочная героиня греческого мира. А может быть, всей западной цивилизации.

Греческого мира, поскольку этот мир мужской, он остерегается, поражается, и, одновременно, мифологизирует женское начало.

Западной цивилизации, поскольку её сила в рефлексии, и она отдаёт себе отчёт, что Елена рождена из мужских фобий и мужского восторга.

Поэтому так и названа – Елена Прекрасная. На все времена.

Разгадать загадку Прекрасной Елены, об этом и не помышляю. Признаюсь только в непреходящем восторге перед ней. А в остальном, ограничусь просто несколькими, говоря кинематографическим языком, «аттракционами» и вопросами без ответов. Их комбинация и будет моим «ноу-хау».

Начну с эпизода из «Одиссеи» Гомера.

Сын Одиссея, Телемах, отправляется в град Лакедомон, к дому царя Менелая и Елены Прекрасной, чтобы узнать что-либо о судьбе отца.

И вот – по Гомеру – появилась Елена Прекрасная.

Ей пододвинули кресла богатой работы, мягкий ковер положили ей в ноги, принесли драгоценную корзину сребряную, полную пряжи сучёной, на ней же прялка с шерстью волнистой пурпурного цвета. Елена села на кресла, прекрасные ноги свои на скамью протянувши.

…в самом тексте использую текст Гомера в переводе Гнедича, отсюда такие слова, придуманные переводчиком, как «сребряная», «извнутри», и др…

Слово берёт царь Менелай и что же он рассказывает (внимание, NB).

Когда греки были в утробе Троянского коня, к ним подошла Елена, по внушению злому, конечно, демона. Она начала поименно вызывать греков, голосам возлюбленных их жён подражая искусно.

Догадались в чём дело?

Прекрасная Елена понимает, что греки давно из дома, в тёмной утробе не выдержат, извнутри громко отзовутся и выйдут наружу. А вот умнейший Одиссей удержал опрометчивых и от погибели греков избавил.

И удерживал, пока Прекрасная Елена не ушла по воле Афины (?!).

Действительно, вместе умилимся, ах какой умный Одиссей, как он не поддался на уловки Елены Прекрасной, а заодно полюбуемся креслом богатой работы, мягким ковром, волнистой шерстью пурпурного цвета.

Если вы думаете, что я иронизирую, то ошибаетесь, просто пытаюсь скрыть свою растерянность. Ведь, заметьте, в словах Менелая ни капли упрёка, напротив, только восторг перед поступком жены.

Красота неподсудна.

О другом эпизоде, уже из «Илиады» Гомера, написано немало. Повторю, как можно более кратко.

Парис и Менелай решили сразиться напрямую. Кто из двух обречён на погибель, пусть погибнет, остальные примирятся.

Лилейнораменная Елена, сребристыми тканями осеняся, со струящейся нежной слезою, со сладкими чувствами о преждебывшем (?!) супруге, спешит к Скейской башне, чтобы лицезреть схватку.

Троянские старцы тоже не могут пропустить такой спектакль, а заодно молвят крылатые речи о том мол, что невозможно осуждать, что за такую красоту, подобную богам, приходится столь долгие беды терпеть.

…вопрос, не в том, почему старцы не ополчились на Елену, и чем их поразила Елена, а в том, что хочет сказать нам мудрец Гомер самим удивлением старцев?

Ответ «поразила красивая женщина», представляется не достаточным для «крылатых речей», особенно в момент, когда всем им грозит гибель.

Что же ещё?

Может быть, женщину, в которой проступают черты богини?

Или старцы, рупор Гомера, говорят нам, что подобная женщина равновелика мужским страстям Троянской битвы?

Вопросы без ответов…

На самой же наблюдательной Скейской башне старец Приам, возлюбленный свёкор (?!), со словами «дитя моё милое, ты предо мною невинна», с интересом расспрашивает Елену Прекрасную (невестку?!), кто тот, кто справа, а слева, а тот, кто сзади.