Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга первая

Прекрасная Елена – архетип единства женщины как божества и божественной блудницы.

О внешности Елены Прекрасной можно было бы поговорить и в предыдущих версиях, но в этом заключается сознательная уловка. Дело в том, что Елена не Афродита-Венера. Та, вся вовне, сполна демонстрирует всю себя, пластическая зримость и есть её субстанция.

Во все времена западная живопись без устали изображала Афродиту-Венеру. Мало того, в каждом женском портрете, как в живописи, так и в фотографии, находят частицу Афродиты-Венеры.

О внешности же Елены Прекрасной мы практически ничего не знаем. Существует множество, скорее, китчевых[332] изображений, но ими можно пренебречь.

Елена Прекрасная не чета и сладострастным, разбитным спартанским женщинам, которые упражнялись нагими и были способны так ударять пятками по ягодицам, что получили название «сверкающих бёдрами». Они могут только поклоняться Елене, как чему-то для них недоступному.

В отличие от Афродиты-Венеры и разбитных спартанских женщин, нагота Елены Прекрасной всегда от нас спрятана. Она будет говорить на ином языке (каком?). Только грудь Елены иногда чуть приоткрывается мужскому взгляду, и приводит его в смятение.

Менелай, после взятия Трои, занёс меч, чтобы расквитаться с неверной женой, но обнажённая грудь Елены остановила его руку. Что же увидел муж Елены Прекрасной такого, что не мог лицезреть раньше.

Или, подобно слепому мудрецу Гомеру, он вдруг прозрел, понял, что речь идёт не о чести, измене и прочем, а о чём-то другом, о чём он раньше и не подозревал.

…В бронзовый век женскую грудь боготворили, но Елена Прекрасная всегда стоит особняком. Не случайно, небезызвестная госпожа Помпадур[333] пила из бокалов, которые были выполнены по форме грудей Елены.

А в поздние времена был написан целый опус «Грудь Елены». Но не будем обманываться, греки действительно обожествляли красоту, но в случае с Еленой дело, всё-таки, в другом. Скорее, во внутреннем вызове, который как некий знак был заключён в приоткрытой груди Елены.

Что это за вызов?

Что это за знак?

На протяжении веков сохранились рассказы об изнасиловании Елены. Первый в этом ряду, знаменитый царь Афин, Тесей, тот самый который, который совершил множество великих подвигов, и которому приписывается великая преобразовательная деятельность по созданию Афинского полиса.

И ещё, вспомним.

Именно Тесей убил Минотавра, связь преступной страсти дочери Гелиоса, светящейся Пасифаи, и божественно прекрасного белоснежного Быка (не обошлось без Афродиты), и сумел невредимым выйти из Лабиринта.

Так вот, когда Тесею было 50 лет (по греческим меркам, престарелый), он изнасиловал Елену, которой тогда было то ли 12, то ли 10, то ли вовсе 7 лет. Но уже в этом возрасте она превосходила красотою всех женщин.

Приходится признать, что можно быть соперником самого Аполлона в гармонизации мира, можно убить чудовище, родившееся в результате преступной связи других, но потом самому подпасть под власть девочки.

Елена-девочка заставила великого Тесея вновь войти в Лабиринт, из которого для него больше нет выхода.

По другим версиям, земной отец Елены, Тиндарей, как только Елена подросла (во сколько лет?), не знал, что ему делать с нахлынувшим потоком женихов, и как избежать вражды отвергнутых. Нельзя же отдать Елену в жёны, всем мужчинам Эллады, сразу.

А может быть, это и есть единственный выход?

Елену можно изнасиловать, можно отдать в мужья самому лучшему из героев, можно отдать в жертву всем мужчинам мира, но при этом она остаётся неприступной и свободной. На одном из самых древних изображений, Елена Прекрасная, абсолютно спокойна, хотя вокруг неё творится нечто ужасное. В Елене Прекрасной страсть и невозмутимость уравновешены до такой степени, что она кажется холодной и равнодушной. Но за «аполлоническим» в Елене всегда обнаруживается «дионисийское», за безмятежностью и бесстрастностью – неистовство, сумасшедшее безумство.

Дж. Боккаччо[334] считает, что «красота Елены истощила божественный гений Гомера». Но только ли Гомера.

Елена Прекрасная продолжает истощать плоть, дух, интеллект мужского мира, по крайней мере, его западной ветви.

Началось с Гомера, с древних греков, которые решили, что калокагатию (условно, единство «прекрасного» и «благородного») можно распространить только на мужчин (не споткнувшись ли о неразрешимую загадку Елены Прекрасной?).

Продолжалось в последующие века.

Продолжается и в наши дни.

В «Фаусте» Гёте[335], Елена обольщает Фауста, становясь подобием самого Мефистофеля, но сама же превращается в мираж – «счастье и красота не уживаются» – подобно тому как миражом оказывается сама греческая античность при столкновении с сумрачным германским гением.

У Ж. Оффенбаха[336] – полный контраст – Елена становится весёлой и легкокрылой в духе его искрометных музыкальных комедий.

В наши дни, Елену продолжают находить везде, от арийской белокурой бестии до голливудской светловолосой красотки, от фолкнеровской Юлы[337] до взорвавшей благопристойность Белого дома Моники Левински[338].