Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая

…«Харфорд» производное от Хариссон Форд[608], знаменитый голливудский актер, в данном случае иронический намёк на типичного американца…

готовятся к приёму в честь Рождества.

Всё кажется обыденным, почти автоматическим: обращение к няне, обращение к дочери, мы придём поздно, не ждать, вовремя ложится спать, и т. п. Только после внимательного просмотра (не в 25-й раз, а хотя бы во 2-й) начинаешь понимать, это совсем не «жизнь врасплох». Режиссёр всё тщательно продумал.

Автоматические слова и действия только защитная оболочка, совсем не цельнометаллическая[609], небольшой толчок и явь обнаружит свою скрытую сторону, свой «сон». «Реалистическое» кино начинает всё больше превращаться в насмешливое, а временами в гротескное.

…Жена раздевается, чтобы одеться к светскому приёму приуроченному к Рождеству. Она выбрала платье, в котором стилизовано само это «раздевание». Принцип «одетой наготы».

Рождественский приём…

На Рождественском приеме небольшая толчея, всё изысканно, утончённо.

…мы почти готовы к тому, что ещё полшага, ещё шаг, и что-то пугающее может обнаружиться за этой изысканностью и утончённостью. Говоря словами Ф. Геббеля, которые приведены выше, «самые тайные, обычно неподвижные сокровенные глубины придут в движение»…

«Проходите, пейте, веселитесь.

«Ты кого-нибудь здесь знаешь?

Никого»

…муж врач. У него пациенты из высшего общества. Вот и приглашают раз в год на рождество. Чтобы иметь право вызывать на дом. До следующего Рождества…

Беседуют, пьют вино, танцуют, флиртуют.

…подобные великосветские приёмы были и сто, и двести лет тому назад. Танец как флирт. Чуть-чуть недосказанности, чуть-чуть недомолвок.

Что-то изменилось за эти века? Что? Маски окончательно сброшены? Надрыва стало больше? Декаданс, как перед увяданием?

Кубрик прячется, лукавит, уходит от ответов, заманивая нас, зрителей, в ловушку…

Жена танцует с незнакомым венгром. Красив, волосы с проседью, моложав, учтив, галантен, типичный светский ловелас.

…Кубрик продолжает смеяться?..

Венгр говорит заученно, скорее всего, подобное говорил не раз:

«Прелесть брака в том, что обман становится необходим для обоих»

«Вы не находите, что одна из прелестей брака состоит в том, что обеим сторонам неизбежно приходиться лгать»

…парадокс, позаимствованный у Оскара Уайльда[610]…

«Я человек женатый, а в том и состоит прелесть брака, что обеим сторонам неизбежно приходиться изощряться во лжи»…

«Почему женщины выходят замуж? Это для них единственный способ потерять невинность и стать свободной в своих желаниях с другими мужчинами»

«Поднимемся наверх, я покажу вам коллекцию картин»

«Читали ли вы «Искусство любви» Овидия[611]»

Нас не случайно отсылают к «Искусству любви» Публия Овидия Назона. Нас отсылают к изысканному, чувственному сладострастному Риму, к Овидию, поэту этого Рима, с его сентенцией: «Но не подумай, что мой приговор: «Будь верен единой», – Боже тебя сохрани! Это и в браке невмочь!». Тончайшая грань, которая отделяет благопристойность от пошлости и разврата.

Кубрик предупреждает? Злословит? Издевается? Лукавит? Всего понемножку, но, прежде всего, остаётся великим смехачом. Но смехачом уже после открытий великих венцев, смехачом в сдвинутом мире, потерявшем свою устойчивость.

Мужа вызывают в верхние комнаты. Нужен врач. Проститутка, то ли от наркотиков, то ли по другой причине, потеряла сознание. Хозяин дома – а это именно он уединился с проституткой – озабочен. Не столько из-за здоровья женщины, сколько из-за собственной репутации. Обошлось. Врач советует отвезти женщину домой. Хозяин дома напоминает, происходящее здесь не подлежит огласке. Само собой разумеется.

Приём продолжается. Явь отодвинула непристойную чувственность и сумела сохранить дистанцию благопристойности (надолго ли?).

После Рождественского приёма: дома…

Следующий эпизод, уже дома, почти ключевой. Начинает неумолимо разворачиваться основной смысл фильма.

Или, говоря словами Спилберга, основной риск.

После любви, после наркотиков, шаг за шагом проступает то, о чём не говорят, о чём не принято говорить. Заметим, перед нами прекрасная, обнажённая женщина,

…красные портьеры оттеняют и это женское тело, и страсть, которая в ней таится…

поза женщины как вызов, как искушение, смотрите, любуйтесь. И опасайтесь. Осталось «обнажить» то, что спрятано внутри, прежде всего, женские эротические фантазии.