И после этих сеансов, мужчина поймёт, что он зависим от этой женщины, что он без неё не может, он скажет ей с откровенностью дикаря, уходите, я стал мерзавцем, а вы шлюхой, уходите, уходите, я несчастен, у меня на душе только вы, я ни о чём думать не могу, поэтому я страдаю, уходите, я не ем, не сплю, меня мучает желание, уходите, мне не нужно пианино, я разорву сделку, я отправлю пианино в ваш дом, я хочу, чтобы вы меня любили, а вы не можете, если нет у вас чувств ко мне, уходите, уходите, уходите.
Что может женщина, по крайней мере, такая как Ада, которую последствия испугать не могут?
Уйти, вернуться, дать пощёчину, обнять.
Отдаться.
Муж долгое время оставался в неведении. Даже упрекал жену, плохо учит, может расстроить выгодную сделку.
Он был очень деликатен с Адой. Более чем деликатен. Наверно считал, что «колонизатор», который преобразовывает всё вокруг, должен быть деликатным с собственной женой.
Он робко просил позволить ему поцеловать жену на ночь. Ада не позволяла. Ей было не до него.
Пианино больше не было брошено на берегу океана, к тому же было настроено, на нём можно было играть.
Она была спокойна.
В таком настроении она могла в очередной раз рассказывать дочери об её отце. О том, что ей не нужно было с ним говорить, что он читал её мысли. А на вопрос дочери, почему же они расстались, ответ был простой, он испугался и перестал слушать.
Или перестал слышать.
Пришлось расстаться.
Неизвестно, как вёл бы себя муж дальше, насколько хватило бы его деликатности, его терпения, о котором так беспокоилась Ада. Но, однажды, произошло для него самое страшное. Всё открылось.
Он просто проходил мимо.
Увидел девочку, которая играла рядом с домом мужчины, в доме которого должна была находиться женщина, которая учила мужчину играть на пианино.
Непроизвольно подошёл к двери.
Заглянул в щель, достаточно большую, чтобы увидеть всё, что происходило внутри.
И увидел…
Остановлюсь, ведь именно эта сцена меня покоробила, при повторном просмотре хотелось отвести глаза, не видеть, не слышать.
Понимаю, что мог подумать муж в эту минуту.
Я хотел построить нормальную семью.
Я был честен с её отцом.
Я примирился с тем, что она немая.
Я примирился с тем, что у неё есть дочь.
Я никогда ни в чём её не упрекал, ни о чём не расспрашивал.
Я был терпелив и деликатен.
Как милостыню я выпрашивал право на невинный поцелуй на ночь.
Что же в результате я получил?
И с кем, с этим дикарём, которому чужды манеры воспитанного человека. Который почти как маори, почти как животное.
И только за то, что нанял носильщиков, и они перетащили это злополучное пианино.
Дала бы мне время, я бы сделал то же самое.
Оставим мужа, что покоробило меня, старого человека, подобные страсти которого остались далеко в прошлом.
Представил себя на месте мужа, пусть другая жизнь, другие «культурные практики», всё другое, тем не менее.
Подумал, сердце разорвалось бы от жалости к самому себе.
Только ли это?
Только ли то, что во мне, как и во всяком нормальном мужчине, сидит собственник, жена ведь не просто жена, это твоя жена. Вместе с ней ты строишь свой частный мир, противопоставленный всему остальному миру. Это ваш общий мир, который вы вместе оберегаете от всех.
Такова предустановленность жизни, и она совсем не бессмысленна.
Только ли это?
Нормальному человеку хочется избежать потрясений, потерь, хотя такое вряд ли возможно. То, что случилось с мужем Ады, может случиться с каждым из нас, и не обязательно в семейных отношениях.
Вдруг разверзаются небеса, мир, ещё вчера, казалось бы, такой устойчивый, вдруг рушится в одночасье, и ты не можешь понять, почему, почему, почему это произошло, почему именно с тобой, чем ты это заслужил.
Тебе хочется расплакаться, пожаловаться кому-нибудь, пожалеть самого себя. Вот почему так спасителен жанр мелодрамы, жалость к другим помогает жалости к самому себе.
А за порогом мелодрамы, за порогом жалости к самому себе?
Только ли это.
Разве для этого пишу настоящий текст, разве для этого выбрал фильм «Пианино»?
«Всё что нас не убивает, делает нас сильнее», говорил Ницше[750]
.Если не убило, то может быть сейчас не следует отводить глаза.
Может быть, всё дело в моём малодушии?
Конечно, можно признать, что это Его воля, только и остаётся пасть ниц перед Ним.
Признаюсь это не для меня, не мои «культурные практики». Не способен смириться, не понимая Его намерений. Не понимая, так кто же Он такой.
Да и к фильму «Пианино» эти «культурные практики» не относятся.
В нём больше ярости, чем смирения. Бушующий океан всегда рядом.
Остаётся, не отводя глаз от случившегося, не падая ниц, принять вызов небес.
Остаётся самостояние, преодолевая собственную слабость. Хотя бы мысленно, когда смотришь фильм, слушаешь музыку, читаешь роман.