Конечно, человек человеку рознь. Один человек активен не только в поступках, но и в мыслях, с помощью мыслей формирует он свою «осанку» (кавычки указывают на метафоричность этого слова). Другой человек живёт в мире готовых стереотипов, они заменяют ему мир «идей», а о себе самом до конца жизни он может так ничего и не узнать.
Один человек выбирает «осанку», поскольку выбирает мысли об «осанке». Другой никогда об этом не задумывается, или намеренно выкидывает из головы эти мысли как блажь.
Два человека, имена которых вынесены в заглавие, не просто относятся к категории тех, кто выбрал «осанку», всю свою жизнь они интенсивно думали над тем, что такое человек, какие возможности даны человеку, какова мера его ответственности перед этими возможностями. Один больше думал о человеке в экзистенциальном смысле, другой (другая) больше думал (думала) о человеке в историческом и социальном смыслах.
Они были глубокими мыслителями, так или иначе мы живём в мире их идей.
Они оказались в мире вздыбленном, в котором рухнули все привычные устои, от прошлых идеалов не осталось и следа, и они должны были найти соответствие своим идеям в этом вздыбленном мире, не впадая в уныние и тотальный скепсис.
По-разному они восприняли мир, в который оказались ввергнуты. Выяснилось, что они очень разные как люди, особенно если не отказываться от такого старомодного понятия как «благородство», но, пожалуй, каждый из них на склоне лет должен был признать, им очень повезло, что они встретили друг друга.
Напомню, что Он, Хайдеггер[758]
родился в 1889 году, на закате XIX века, Она, Арендт[759] в 1906 году, уже в XX веке, оба родились в Германии, он был немец, она еврейка, оба, почти одновременно, ушли из жизни уже на закате XX века, он в 1976 году, она в 1975 году, оба уже зрелыми столкнулись с тем, что отношу к одному из главных «безумий» XX века[760], они по-разному отнеслись к этому «безумию», оказались по разную сторону баррикад, это стало главным вызовом их жизни, а если говорить в терминах древнегреческого мышления, глубокими знатоками которого они были, это стало их судьбой, их Роком…[761]Почти формульным стало выражение из «Отелло» Шекспира[762]
: «она его за муки полюбила, а он её за сострадание к ним». Формульным в том смысле, что есть мужчина, воин, художник, мыслитель, он рискует, созидает, творит, и есть женщина, которая способна понять мужчину, который рискует, созидает, творит, способнаВ данном случае он был Учитель, она его студентка, он задумывал книгу, которая должна была стать одним из самых высоких философских прозрений своего времени (и много шире), она оказалась способной понять степень его интеллектуального риска, и в этом смысле оказалась способной
Мартину Хайдеггеру 36 лет. Он женат, у него двое сыновей. Он профессор Марбургского университета.
Это низкорослый, плотный, кряжистый мужчина. Если судить по фотографиям, его трудно назвать привлекательным.
Как пишет Х-Г. Гадамер.[763]
.«Хайдеггер выглядел как инженер, технический специалист: немногословный, деловой, закрытый, с собранной энергией и без всякого культивирования чего-то свойственного homo literatus. Однако если оставаться на уровне физиогномики, первая встреча с взором его глаз показывала, кем он был, показывала, что он
Смотрю на фотографию Хайдеггера и не могу скрыть своего раздражения. Да, огромный лоб, поверим, мыслитель, который видит то, что не видят другие. Но сразу бросаются в глаза усики, которые напоминают «усики» Чарли Чаплина в роли фюрера[764]
. Перевожу взгляд на фотографию Карла Ясперса[765], – здесь же рядом на одной странице книги, – коллеги, друзья, по крайней мере, до времён нацизма. Совершенно другое лицо, куда более интеллигентное, «усики» здесь совершенно исключены.Понимаю, пристрастен, разве у философа, мыслителя, который видит, должна быть средне «интеллигентная» внешность, а «усики» чаплинского фюрера, которые ассоциируют с образом нациста, разве не просто клише из фильмов, которые застряли в памяти.
Понимаю, пристрастен, заглядываю в будущее поведение Хайдеггера и Ясперса в нацистский период, а «усики» просто повод.
А я и не скрываю свою пристрастность, и свою предвзятость, и не только в отношении «усиков» Хайдеггера, пусть читатель (и читательницы) сами разбираются прав я или не прав.
Сначала несколько слов о костюме Хайдеггера, который по-своему был знаковым.