Сначала сын, тоже Роберто, Роберто младший. С 12 лет жил с матерью Марго (?!). Называли чудовищем, дьяволёнком. Тащил всё, что попадёт под руку. Умел наживаться даже на своих одноклассниках. Угодил в Англии в тюрьму, впоследствии побывал во многих тюрьмах. Счета посылали отцу, а он, в свою очередь, Марго. Часто исчезал. Марго всюду его искала, бегала по платформе в домашних тапочках, стучала в окна вагонов.
Когда Роберто младший стал взрослым, Марго, в связи с финансовыми операциями по оплате контрабандного оружия, обратилась именно к нему. К кому было обращаться, близкие сочли бы её сумасшедшей, а Роберто младший представлялся предприимчивым и сообразительным. Он стал распоряжаться её деньгами, а Марго внимала его советам (?!)
Уже после смерти отца и Марго, Роберто младший, перед камерой с умилением рассказывает о письме Тито к Марго.
На конверте «женщине моей жизни», в самом письме «не отчаивайся, и, пожалуйста, не грусти, но даже в твоей грусти есть та изящная чувственность, которая вызывает безмерную любовь» «я помню, как в юности целовал тебя дрожащими губами, закрыв глаза», «весь Тито, нежный и жестокий, добрый и злой, умиротворенный и одержимый, любит тебя безмерно».
Роберто младший, добавляет «слова отца проникают в моё сердце. Это письмо выражает то, что он чувствовал до самой смерти».
Не будем комментировать, традиция прилюдно заламывать руки, увы, стара как мир.
Дочь Тито с умилением рассказывает, «у больницы собралось много народу и все выстроились в очередь, чтобы сдавать кровь. Я и подумать не могла, что он умрёт, отец казался мне сверхчеловеком».
Потом после смерти Марго, с таким же умилением продолжит:
«Мои дети знали её, и она живёт во всех нас. Я не должна плакать. Она была такой же частью нашей жизни, как и он. Знаете, что странно, я не узнаю этих людей в книгах. Я не узнаю их в статьях, там они нелепые и бездушные. Они не были такими».
Разумеется, она знает «какими они были», и, разумеется, знает, как о них следует писать, чтобы они выглядели не «нелепыми» и не «бездушными».
Сестра Тито уверена, именно Тито
Она могла бы добавить, для латиноамериканца ещё более неслыханное и неприличное: муж в инвалидной коляске, жена с упоением танцует с молодым человеком, который годится ей в сыновья, к тому же гомосексуалист, весь зал в восторге аплодирует.
Что скажешь, такая она Европа, закат которой[489]
превзошёл все мыслимые и не мыслимые пределы.Мы слишком увлеклись жизнью как таковой, на грани, за гранью, но вся предыдущая – и вся последующая – жизнь Марго Фонтейн, не просто жизнь, а то, что можно назвать
Как интерпретировать эти события в связке?
При всей неординарности, даже исключительности этих событий, кто-то может назвать их просто случайными (счастливый случай, несчастный случай), кто-то
Позволю себе три замечания.
Первое. В настоящем тексте слова «внутримирный», «надмирный», как и «земной», «небесный», «божественный», имеют метафорический смысл. Это не относится к слову-понятию
Второе. Связи между «земной» и «небесной» интерпретациями не явны, не прозрачны, не всегда выразимы в рациональном слове, но исключить эти связи, означало бы для меня невольно вступить в область религиозных догматов, для меня неприемлемую.
Третье. Цель данного текста «небесно-земная» интерпретация, аккорд в котором одновременно звучат два звука, или двухголосная фуга, в которой темы то предельно расходятся, то звучат почти в унисон. Можно ли в словесном тексте передать такой аккорд, такую фугу? Скорее всего, можно, но мне такая задача не по зубам. Только и остаётся, не мудрствуя лукаво, прибегнуть к отточиям. Плюс рассчитывать на воображение читателя, способного расслышать этот аккорд, или эту фугу в дискретном изложении.
…Колет Кларк вспоминает свой разговор с Марго: «этот юноша готов у нас танцевать, если ты согласишься», «ничего смешнее в жизнь не слышала, кем он себя вообразил», «ты должна», «нет».
Марго Фонтейн отвечает Колет Кларк, а по существу себе самой. Она сомневается, не может не сомневаться, ведь она впервые станцевала «Жизель» за год до рождения Нуриева. Она планировала уйти на пике славы, вот и следует уйти. Она боится быть смешной, боится, что рядом с Нуриевым будет выглядеть «как старая овца рядом с ягненком».