Мужчина, который забыл свою жену

В зеркалах «Комнаты смеха» отражалась моя перекошенная физиономия, ласково улыбавшаяся детям, которые хохотали и махали руками нашим кривым отражениям. Джейми отходил подальше и приближался, изменяя длину шеи, а Дилли вытягивала руки и верещала от восторга, когда те оказывались размером с ее тело.

– А вдруг мы и на самом деле так выглядим, – коварно предположил я. – Может, врут как раз зеркала у нас дома.

– Вот и нет, потому что тогда получается, что и глаза нас обманывают, – возразил Джейми, чье интеллектуальное наблюдение несколько компрометировал размер лба, превышающий длину ног.

– Это зависит от того, как мозг преобразует полученную информацию. Может, мы просто видим все таким, каким хотим видеть.

Дилли задумалась на секунду, потом, поймав в зеркале мой взгляд, осторожно спросила:

– Пап, а ты и вправду совсем забыл нас с Джейми?

– Ох… это все по-прежнему здесь! – Я театральным жестом стукнул себя по лбу, вызвав веселую улыбку у дочери. – Но я не могу отыскать, куда все это засунул. Я не помню очень многого про вас, но я никогда не забывал о своих к вам чувствах. (Надо же, сумел выговорить такое вслух, но, похоже, это было очень важно.) Я никогда не забывал… как сильно вас люблю.

– Аааа… – Ее явно растрогали мои слова, в то время как Джейми за моей спиной старательно изображал рвотные позывы.

Единственными посетителями кроме нас была невероятно жирная пара, явившаяся, видимо, посмотреть на свои искаженные до нормального состояния отражения. Они молча, с каменными лицами переходили от зеркала к зеркалу, никак не реагируя на увиденное. Джейми с Дилли, наоборот, носились туда-сюда, прыгали и восторженно хохотали. Я остановился посмотреть на свое отражение, но никак не мог отвести глаз от вновь обретенных сына и дочери. Они были такие живые, такие настоящие, полные ожидания и радостных предвкушений, такие открытые миру. И я подумал, что прошлое не столь уж и важно – имеет значение лишь то, что происходит здесь и сейчас.

– Пап, а у тебя выросла вторая голова!

– Ох, не выношу, когда это случается, – ужасно неловко.

– Ого-го! Только гляньте, что с моим телом! – орал Джейми.

– То же самое говорю я себе каждое утро, глядя в зеркало.

– Что ты, пап, – утешила Дилли, – ты в отличной форме. Ну, для человека твоего возраста.

Но сегодня я чувствовал себя лет на десять моложе. Детская энергия и оптимизм на редкость заразительны, и, даже ничего не помня о собственных ребятишках, я переживал сложную смесь удовольствия, волнения, ответственности и восторга: я понял, каково это – быть родителем. И легкую печаль – потому что некому позвонить и радостно прокричать в трубку: «Мам! Пап! Мальчик! Сто сорок фунтов и три унции! Мы назвали его Джейми, у него голубые глаза, копна волос, и он очень хорошо ест. В основном сахарную вату. Да, и знаете что – Мэдди еще и девочку родила! Ага, Дилли! Чуть поменьше брата, но тоже ходит и говорит. Очень много говорит».

– Пап, а теперь пойдем на карусели?

– Ну конечно!

Дети замялись, а потом объяснили, что мне-то на карусели нельзя, потому что меня обязательно вырвет.

– Правда? Ерунда, это было со старым папой. Я же пытался вам растолковать про мозг и всякие предубеждения. Может, меня тошнило на карусели, потому что мозг убедил тело, что так должно быть. Но теперь старые убеждения стерлись и я смогу получать удовольствие вместе со всеми.

Через пять минут я, пошатываясь, зашел за трансформаторную будку, где меня и вывернуло.

– Ты в порядке, пап?

– Платок дать?

Еще один позыв – и я с трудом уселся на лавочку, зажмурившись и опустив голову на руки: мелькающие разноцветные огоньки усиливали морскую болезнь.

– Принести тебе водички?

– Нет, спасибо, все нормально, – простонал я. – Через минутку приду в норму.