Мне стало почти смешно. Теперь осталось Марии позвонить и обменяться соболезнованиями. Какая нелепая ситуация! Когда-нибудь все уляжется, все успокоятся. Марии надоест быть бедной и одинокой, и она придет ко мне. Сразу не скажет, что ей нужна помощь, я сама это пойму. Открою сейф, в котором будут деньги от продажи особняка Серебровых, и просто насыплю, не считая, ей полную сумку. Отмахнусь от благодарности, и мы пойдем пить чай не с ее пирогами, а с самыми лучшими пирожными из дорогого ресторана. Я достану вино и два бокала. Разолью и скажу:
— А теперь, Мария, послушай, что я тебе когда-то подарила. Не хотела, но подарила. И теперь не жалею. Это не ты подарила мне жизнь, я бы и без тебя выжила. Это мой тебе был подарок…
И расскажу все. В ту ночь я лезла на стенку без Антона, который спокойно отсыпался у своего папаши. Мне было темно на душе, муторно, одиноко. Оксана с Катериной ушли, когда травяные отвары у меня уже из горла лезли. Я нарочно при них закрывала глаза и даже немного похрапела, так они мне надоели. Но все средства перестали работать. Я смотрела на провод от телевизора и думала о том, трудно ли на нем повеситься. Как его цеплять, долго ли будет больно, душно, страшно…
Когда стало совсем невыносимо, выскочила из квартиры. Сама не заметила, как пришла к дому Марии. Посмотрела на ее темные окна, подумала, что она уже спит. На секунду сердце зашлось: так захотелось, чтобы она меня пожалела. Только она и никто другой. А потом сразу вспомнила, что она и есть — мой главный враг. Ох, какая ненависть меня охватила! Лучше бы у него было сто чужих баб, но не одна Мария.
Я там стояла долго. И вдруг у подъезда остановилась машина. Из нее вышел любовник Марии — Борис. Жесткий, неприятный мужик. Он не просто помог Марии выйти, он ее грубо вытащил. Они остановились под фонарем, и я увидела, что у нее лицо разбито, платье скомкано. Они зашли в подъезд, свет в квартире загорелся. Я все ждала, сама не знаю чего. Потом он вышел, сел в машину, уехал. Я подождала еще какое-то время, потом тихонько поднялась без лифта по лестнице, открыла дверь своим ключом, заглянула из коридора в спальню. Мария лежала на кровати с закрытыми глазами. Наверное, спала. Может, обморок. Я стояла, смотрела… И вдруг поняла, что надо сделать. Быстро вышла, вернулась домой. Собрала весь галоперидол, который мне дал Герман, открыла капсулы — много — и высыпала порошок на бумажку. Вернулась с этим в квартиру Марии. Там было все по-прежнему. Мария точно спала. На столике рядом с кроватью стояла бутылка вина. Не полная, меньше стакана. Я высыпала в вино порошок. Затем выключила свет. В темноте подняла голову Марии, сжала ее щеки, сунула горлышко бутылки в рот и заставляла пить, пока вино не полилось обратно. Отпустила, она обмякла, кажется, потеряла сознание. Так легко было придушить подушкой. Но я не смогла. Надо просто подождать. Я вернулась к себе. Сидела там и смотрела на часы. К утру все должно было кончиться. Я вернулась в квартиру, посмотрела на нее, вроде мертвая. И позвонила в полицию.
У Марии оказался удивительно сильный и здоровый организм, как мне потом сказали в больнице.
Так и получилось, что я подарила ей жизнь, своему мужу — любовницу, себе — еще большие мучения, чем до того.
И вот теперь нет Антона. Нам нечего больше делить. Мне бы одно понять: прошла ли моя ненависть к ним обоим? Сыта ли я тем, что с ними случилось? Наверное, нет. Это главное, что у меня есть. Эта война, которая не кончается, потому что победы быть не может. Предательство — или случилось, или нет. Оно больше, чем жизнь. Его можно убивать бесконечно.
Точка в протоколе
Было позднее утро, Кристина крепко спала. Наконец-то она отдыхала. Раньше ее сон был мучительным испытанием: как будто она шла по пустыне и острым скалам. Падала, разбивалась, цеплялась за песок и камни. А горсти белых и разноцветных шариков, которые она глотала, ничуть не помогали, только обостряли ее неприкаянность, страх, жажду и тоску. И вот он, долгожданный сон, и никому она не даст его потревожить. Она хочет отоспаться от всего, что с ней было. И встать другой.
Настойчивые звонки в дверь сначала просто немного мешали, как зуд комара над головой. Потом они стали навязчивыми, кромсали сон. Кристина открыла глаза и бездумно уставилась в потолок. Кто может к ней так настойчиво ломиться? Кто бы там ни был, она имеет полное право не открывать. И Кристина сладко потянулась.
Звонить продолжали, даже постучали кулаком в дверь. Догадка была одна: Мария испугалась, что Кристине плохо, позвала своих дружков-следаков. Кристина решила посмотреть в глазок. За дверью наступила тишина. Кристина увидела каких-то людей, попыталась на цыпочках отойти, но раздался громкий, как будто металлический голос:
— Кристина Сереброва, немедленно откройте дверь! Мы знаем, что вы дома. Считаю до трех, после этого дверь будет взломана. Раз, два…