Мужчина несбывшейся мечты

Нежные, желтые, почти прозрачные абрикосы сияли в глубокой тарелке под ярким солнцем. У Андрея Петровича закружилась голова от их сладкого, пряного аромата. Глаза слезились от солнца или от глотка водки, которую поставил перед ним в стакане Сергей. Или от того, что он впервые вышел из дома после долгих дней кромешного одиночества, отчаяния и тоски.

— Помянем Антона, — сказал Сергей. — Сегодня сорок дней. И мне, наконец, удалось вытащить вас на улицу. Как видите, лето продолжается. Жизнь продолжается. Надо возвращаться, окрепнуть. Надо быть достойным любви такого сына, какой был у вас. Это главное: вы отец исключительного человека. Понимаю глубину вашего горя, но не давайте себе утонуть в пучине депрессии. Это болото, где нет ни жизни, ни смерти, ни интереса, ни смысла. А вы такой разумный человек. Не хочу отпускать вас в ту пропасть. Посидим, как люди, вы не против?

— Нет, конечно, Сережа. Я очень даже за. Мне стыдно перед тобой, перед солнцем, перед этими абрикосами за то, что я бессильный, бессмысленный и никому больше не нужный старик. Старость — это состояние души после окончательного грабежа судьбы, которая забралась даже в твое сердце.

— Мы можем поговорить и об этом. Не беспокойтесь, во мне нет пошлости, я не стану вас убеждать, что все пройдет и наладится. Я просто сижу рядом с вами там, где больше нет иллюзий и надежд. Не помощь, не поддержка, а просто моя дружба, мое уважение, сочувствие и нежелание расставаться с вами. Так пойдет?

— Конечно, — кивнул Андрей Петрович. — Удивительно. Ты мне не мешаешь. Я боюсь признаться самому себе в том, что рад тебе. Такое открытие. Не думал, что во мне сохранились подобные чувства.

— Так выпьем за это? Вы ни с кем не общались столько времени. Если спросите у меня о ком-то или о чем-то, я расскажу.

— Выпил. Сережа, я ничего не хочу знать об этих людях. Ни о ком. Меня беспокоит только Мария. Как она?

— Примерно как вы. Собираюсь после вас заехать и к ней, если она разрешит.

— Передай ей… — Андрей Петрович вытер ладонью глаза, — пусть приедет, когда сможет.

— Прекрасно, — бодро сказал Сергей. — Я сам ее привезу. А вы потихоньку готовьтесь. Наводите порядок, начинайте есть и дышать. И отвечайте на звонки. Так я поехал?

— Да. Жду.

По дороге в Москву Сергей тянул со звонком. Не мог самому себе признаться, что боится отказа. Мария — это такой тяжелый случай. Так говорит даже Земцов. А для Сергея это еще очень болезненный случай. Он предпочитает не развивать эту мысль. Но он хотел и не мог ее навестить все это время после гибели Антона. И не потому, что она возражала. Она ничего об этом не знала. Он сам построил для себя массу препятствий и преград. Почему? Да черт знает почему! Тот случай, когда подводит все: уверенность, самонадеянность, хваленая интуиция.

На его вопрос, можно ли сейчас приехать, Мария ответила ровно и безразлично:

— Да, пожалуйста.

Дверь она открыла сразу после звонка. Сергей еле устоял на ногах под взглядом ее темных, глубоких и ласковых глаз. Он успел забыть, как значительна, необычна, как поразительна ее красота. Даже сейчас, когда она такая бледная, изможденная, в старом черном платье, с распущенными и неухоженными волосами. Или именно сейчас. Или так ее видит только он?

— Надеюсь, я не нарушил планы. У меня к вам поручение: Андрей Петрович просит приехать, как сможете, — Сергей с порога выпалил для себя оправдание.

— Конечно. Спасибо, я приеду. Сережа, не нужно со мной говорить как со вдовствующей королевой. Мы ведь давно на «ты». И мне сейчас меньше всего нужны слова утешения и прочие церемонии. Я рада, что не одна сегодня. Что мне не нужно выходить в магазин. Раз ты пришел, значит, нам будет чем помянуть. А я после твоего звонка приготовила жареную картошку с салом, малосольные огурчики, как любил Антон. Больше ничего дома не оказалось.

— Картошка с огурцами? На сале? — восхитился Сергей. — Да это восторг! Я даже забыл, что такая прелесть бывает. Да, горючее у меня с собой.

Они устроились за кухонным столом. Говорить было очень тяжело. Они пробирались по редким камням над бурлящей, опасной водой. Но Мария казалась спокойной. Она пила маленькими глотками красное вино, Сергей — водку.

Если бы он мог кому-нибудь рассказать, что чувствует… Он просто тает от никогда не испытанного умиления и тепла. Их скромное меню теперь для него всегда будет ассоциироваться с раем. Эта женщина… Она — награда и наказание всем мужчинам. Если им повезет. Сергея она пустила сейчас в свое уединение, как удобный предмет мебели, как монитор с приятной и безразличной картинкой. В лучшем случае, как успокоительную пилюлю. А он сидит в обнимку со своей радостью, столь неуместной в обстоятельствах, с радостью, какую не испытывал даже после ночей любви.

— Сережа, кончай дурить! — вдруг рассмеялась Мария. — Ты сидишь с таким кротким и постным выражением лица, что на ум приходит только лампадное масло. Мне кажется, ты отбываешь тяжкую повинность, которая убивает твой юмор, жизнерадостность, инициативу. А я так замучилась одна. Была уверена, что не могу никого видеть. И вдруг обрадовалась тебе.