Мужчины Мадлен

– Лен, ты меня извини… У нас с тобой, конечно, всякое бывало, но мы ж соседки все-таки. Давай уж лучше в мире жить. А то ты в книжке своей про того фашиста вон как меня прописала, будто злодейку какую-то… Я ж к тебе с добром… Я ж пришла сказать тебе… Ты только не расстраивайся, мужики все такие. Все сволочи! Никому из них верить нельзя. Возьми хоть моего Ваську: когда мы женились, он знаешь какой распрекрасный был, а сейчас, сама видела, через день-ежедень в подъезде пьянющий валяется.

– Рая, я вам очень сочувствую, – пробормотала Алёна, ничего не понимая, – только Васька тут при чем?

– Да я не про Ваську! – отмахнулась Раиса. – Я про другого, про того, кто на тебя в подъезде набросился и на мою дверь толкнул. Я как раз около «глазка» стояла и все видела…

– Ну, и кто он? – быстро спросила Алёна.

– Лен, ты только правда не расстраивайся… – У Раисы от жалости аж глаза были на мокром месте. – Я ж говорю, они все… возьми хоть Ваську моего… То мужик с тобой обнимается, а то…

«Кто со мной обнимается? – заметались мысли в голове Алёны Дмитриевой. – Со мной Дракончег ночью обнимался… Она что, хочет сказать, что на меня напал Дракончег? Что Дракончег – сообщник Короткова?»

Мысль была безумная, но, надо признать, на какое-то мгновение она овладела буйным воображением нашей писательницы. И это неудивительно, если вспомнить совершенно криминальную историю их с Дракончегом знакомства![18]

Но тут же Алёна выкинула такую ерунду из головы. Дракончег не мог подобного сделать. Не мог! И пусть даже Раиса на Библии присягнет, как в американском суде, – Алёна ей не поверит.

– Кто это был? – спросила она совершенно спокойно.

– Ну, твой… ну тот, с которым ты вчера на крыльце обнималась… Помнишь, мы с Ниной Ивановной мимо шли, а вы с ним как раз обнимались. Ты не расстраивайся, Лен, ну что поделать, все мужики сволочи, известное же дело. Но ты знай, я тебе соседка, значит, друг, и в другой своей книжке меня уже по-другому пропиши, по-доброму, сделай такое одолжение! Пропишешь по-доброму? А, Лен?

Алёна только и смогла, что кивнуть. Слов у нее не было. Одни буквы – да и те вразброс…

И опять она словно бы увидела черный пакет с картиной, стоящий в туалете, вспомнила разболтавшуюся рамку, а потом будто услышала голос, говорящий ей по-французски: «Madame, c’est pour hommes! Vous là-bas».

Как бы не так!

* * *

А на тех листочках было написано:

Если бы кто задался целью понаблюдать за магазинчиком «Cravates & foulards», он бы заметил странную картину: около него всегда толпился народ. Хотя нет, не то чтобы толпился… Как правило, там было несколько мужчин, которые фланировали неподалеку от дверей, выжидательно на них поглядывая. Порой они смотрели на часы с признаками некоторого нетерпения. Один заходил, потом выходил, и в магазинчик немедленно прошмыгивал другой.

Это была моя тайная клиентура. Мсье Дени строго блюл регламент, но все же иногда происходили накладки. Ведь после каждого посетителя я должна была привести себя в порядок. Да и клиент порой не мог уложиться в отведенное для него время, и даже звон колокольчика мсье Дени, сигнал, что пора закругляться, не мог заставить мужчину достичь оргазма раньше того времени, которое требовалось его организму и главному органу этого организма.

Чтобы никого не задерживать, я перестала так тщательно наряжаться.

Все дамы тратят массу времени на то,
Чтобы одеться помоднее.
Однако цель в конце концов проста —
Раздеться поскорее!

Надо сказать, это пошло на пользу делу. Мсье Дени был мною доволен.

Беда лишь в том, что у меня оставалось все меньше времени для работы над моими картинами. И я настойчиво потребовала ограничить поток посетителей. Ну разве дело – принимать от трех до пяти человек в день?! Я же не работница завода «Рено», которая стоит у конвейера! Двое в день, и не более того. У меня, в конце концов, кроме плотских потребностей есть и духовные – мое искусство! Или не более двоих, или я снова пойду рисовать на площади…

Мсье Дени дал слово подумать над моим ультиматумом, а пока очень заискивающим тоном попросил меня оказать особое расположение трем его приятелям, добропорядочным господам из провинции, причем… всем троим одновременно.

Я едва не лишилась чувств в первую минуту. «Да за кого вы меня принимаете, мсье Дени?!» Но, возмущаясь, я уже знала, что соглашусь.

Честно говоря, мне приелось однообразие моего почти добродетельного греха: не кричать, не шуметь, не резвиться, не выходить за рамки регламента, заботиться только об удовольствии господ клиентов, а не о своем, шампанское тоже только для клиентов, мне же предписывалось всегда быть трезвой. А иной раз так хотелось отвлечься!

Я для виду пожеманилась и через некоторое время согласилась. Правда, оговорила свое право пить шампанское.

Когда я собиралась в тот день, в доме в кои-то веки появился N.

Я сказала, что еду в театр. Муж скривился: