Мужчины своих женщин

Мы ехали домой. Глаза у мамы были красные от слез.

— Не плачь! — просил я. — Ну что ж поделать…

— Господи, прости меня, грешную, — говорила мама. — Ну как вот тут не просить, чтобы поскорее…

— Может, перевезти их к нам? — предложил я. — Тебе не нужно будет мотаться после работы на другой конец города. И бабке все, глядишь, веселее.

— А отец? — возразила она. — Он ни в жизнь не согласится.

— Уговорим.

— Ты переедешь — одна я совсем останусь. Отец будет пить, бабка на нервы мне действовать — она вон и так говорит, что я деньги у нее ворую. Совсем чокнулась. Господи, неужто и мы стариками будем такими же дурными? Не дай бог! — и мать мелко, стыдливо перекрестилась.

— А я тут девушку себе присмотрел, — сказал я после короткой паузы.

— Да ну! — обрадовалась мать.

— Хотим вместе жить.

— Ну наконец-то! — она явно повеселела. Даже морщины вдоль щек разгладились. — Я думала, ты никогда не женишься.

— Насчет женитьбы пока рано говорить, но в общем… В общем, квартира-то нужна.

— А у нее?..

— Двухкомнатная, с родителями. Она так не хочет.

Мать задумалась.

Тутя увидел в окно знакомую оранжевую куртку моей девушки. Далеко было, не разобрать, она или нет. Ну да во всем городе такая куртка одна, я еще других не видел, сам ей подарил, привез из столицы… Хотел уж бежать к выходу, но только оторвал зад от сиденья, как заметил, что она идет под руку с каким-то парнем, и парень смеется, что-то рассказывает, а она улыбается в ответ.

— Вот видишь, все одно к одному, — сказала мать. — Надо с отцом договариваться. Ты что вскочил?

— Ничего.

Да, все одно к одному, подумал я.

На звонок дверь нам никто не открыл. Я надавил кнопку еще раз и держал ее секунд десять. То же самое. Полез в карман за ключом.

Замок не открывался — дверь была заперта изнутри на «собачку». Мать положила на ступени свою авоську и терпеливо уселась ждать.

Я звонил, стучал, снова звонил…

— Уж не случилось ли с ним чего? — тревожно спросила мать.

Я пнул дверь ногой, словно она была во всем виновата.

Минут через двадцать непрерывного грохота отец открыл дверь. Он был, разумеется, снова пьян в доску и просто ничего не слышал, спал… Не в первый раз.

Но сегодня трогать его было нельзя. Надо ждать, когда он протрезвеет.

Вечером смотрел по телевизору какой-то японский фильм без начала и конца. Терпеть не могу японские фильмы. В этом сын сбрасывал в пропасть старого, обессилевшего отца — что-то у них там было: или еды на всех в деревне не хватало, или уж такой местный японский обычай вроде харакири. В общем, отец в свое время скинул деда, тот прадеда и так далее. И сын прекрасно понимал, что однажды точно так же полетит вниз, отскакивая от склонов горы, будто тряпичная кукла. Но это было непременным условием выживания рода. Жесткая схема.

Не люблю японские фильмы.

Это случилось лишь утром в воскресенье. Он еле поднялся с дивана к полудню и потащился на кухню. А я уже ждал его там.

— Праздник какой, что ли? — спросил он, оглядывая богатый стол, заметил непочатую бутылку «Столичной» и нервно сглотнул. Попросил тихо:

— Налей, плохо мне…

— Садись.

Он выпил сто пятьдесят и заметно приободрился. Поклевал вилкой в сковороде с мясом, сжевал порядочный кусок.

— Вот бы так всегда! А то начинают орать… Налей еще.

— Поговорим, — предложил я, — а потом налью.

— Ты сначала налей, а потом поговорим.

— Ладно.

Наверное, водка хорошо смочила старые дрожжи, потому что он быстро захмелел.

— Вот так надо отца уважать! Отец проснулся — ты его опохмели, выпей с ним. Разве ж я не человек? Я ведь русский язык понимаю, отношение чувствую! А то сразу — орать…

Я согласно кивнул и поднял стопку. Он налил себе еще полстакана.

— За что пьем-то? — спросил он.

— За мою невесту.

— Чего-о?! Жениться собрался? Х-хэ-х!! И скоро?

— Скоро.

— Да-а… удивил. И где жить будете, у нее, что ли? С тещей жить хреново.

— Нет, у меня.

— Где это — у тебя? У бабки? А они куда денутся?

— Сюда.

— Ни-ког-да, — спокойно сказал отец. И радостно улыбнулся. Не так уж он был пьян. И это его спокойствие стояло каменной стеной.

Впрочем, я еще надеялся, что позже он согласится. Поставил на стол вторую бутылку. Теперь он не мог уйти от разговора.

Часа через полтора мы уже говорили громко, не думая о том, слышат ли нас соседи.

— Ишь, простой, бабу завел, а старичье на меня свалить хочет! На кой они мне? Да я их всю жизнь терпеть не могу! Сколько мне твоя бабка крови попортила — не рассказать! Зараза! Всегда она против меня была, что бы я ни делал! Глухонемая, тупая, не понимает ничего, а все ей не так и не этак, учит, как надо, сука! Не зря дед-то от нее гулял, я бы тоже не вытерпел. Этот тоже хорош — шляется где-то вечерами, потом приходит, и вот начинают лаяться по полночи. А тут ты просыпаешься, плачешь. А что я сделать мог — он тогда знаешь какой бугай был? Лошадь на плечах подымал!

— Ты бы пил поменьше, тоже лошадь бы подымал, — сказал я.

— Дурак ты, Эдька! Думаешь, почему я пью? Не знаешь ведь ни хрена, а тоже учить начинаешь. Я бы и рад не пить, но тогда совесть загрызет…

— Чего это она тебя загрызет?