Мужчины своих женщин

А вот люди собрались вокруг гармониста. Что та­кое?.. Да ведь масленица сегодня, широкая масленица! Писатель обрадовался и ни с того ни с сего погрозил кому-то невидимому.

И вдруг он заметил глаза одного из тех, кто стоял рядом.

Глаза эти светились счастьем глупца, нашедшего кого-то глупее себя. Танец В. был явным отклонением от нормы. И дурак кричал «Давай-давай!», хлопал в ла­доши и, кривляясь, подтанцовывал. Но В. было все рав­но. Он отвел в танце и потом даже пошел с большой не­знакомой компанией пить водку. И этот, чокаясь с пи­сателем, все подмигивал и все спрашивал: «Ну как, пойдем цыганочку-то с выходом танцевать?» В. кивал и пил с ним, а тот и не догадывался, насколько его пре­зирают. Писателю даже стало стыдно, что он так глубо­ко презирает совершенно никчемного человека, пустое место. В конце концов, дурак просто глуп и злобен. Ну и черт с ним. Дурак получил удовольствие, которое так редко случалось в его глупой жизни. Он не знал, что раскрыт, словно шпион, и в будущем его используют для дела, для контригры...

В. расслабленно, пьяно радовался жизни. Он смот­рел на весеннее солнце, которое вскоре должно расто­пить снега, на птиц, еще неуверенно пробующих голос в серой паутине голых кустов, на огромные холодные просторы небес... Хотелось, чтобы рядом был друг, что­бы никогда не ссориться с родными людьми, чтобы жизнь получилась именно такой, какой должна быть по

изначальному замыслу Творца... Назад он, однако, ис­пытывая судьбу, пошел через реку той же узкой тро­пинкой (из-за выпитого было совсем не страшно), и хоть и радовался и благословлял весь Божий мир, это не помешало ему снова повздорить с женой.

И вот теперь, два месяца спустя, позвонив в «ско­рую», он опять вернулся в свою квартиру. На молчали­вый вопрос Нины ответил:

— Приедут. На всякий случай вещи собери.

Стараясь не смотреть друг на друга, не касаться и во­обще не замечать, они занялись необходимыми делами. Девочка лежала в кровати, перевернувшись на живот, так ей было легче. Она глядела на родителей слишком серьезно, по-взрослому, и В. даже немного испугался этого взгляда. Маленький человек начал познавать мир, несущими опорами которого были неуверенность и страдание. Нужно было учиться терпеть и преодоле­вать все это собственной жизнью, добиваясь счастья.

4

«Скорая» явилась минут через двадцать. В темный двор врезались желтые фары, автомобиль медленно прополз вдоль подъездов, остановившись под единст­венным освещенным во всем доме окном. Глухо хлопну­ли дверцы — из машины выбрались двое людей в белом. Они поглядели наверх. В. кивнул им из окна и призывно помахал рукой. Один из врачей что-то сказал другому, тот ответил коротко и зло, и оба они вошли в подъезд.

Начинается, подумал В. С докторами их семейству удачи не было.

Однажды, когда Нина ходила еще на восьмом месяце, у нее случился сильный приступ аллергии. Вызвали. Приехали. Вчерашний студент и медсестра втрое стар­ше. Студент сразу взял быка за рога — а чего ж ему было стесняться, когда на него здесь надеялись и от него за­висели? долго расспрашивал Нину о том, что и когда она ела, перебивал бесцеремонными вопросами, не дослу­шав ответ, спрашивал о чем-то другом. Медсестра с ле­карственным ящиком стояла наготове и время от време­ни с удовольствием поправляла ошибки юного коллеги. Причем делала вид, что это ей неприятно, но такова уж ее обязанность. Клятва, блядь. Гиппопотама...

В. сидел, смотрел, удивлялся потихоньку. Не выдер­жал лишь, когда жена упомянула о сроке — семь с по­ловиной месяцев. Студент подпрыгнул с таким видом, будто его кровно оскорбили:

—  А что, разве есть беременность?

—  А у вас глаза есть или нет? — спросил писатель. — Живот-то вон он торчит. Могли бы обратить вни­мание...

Кажется, и теперь будет не лучше, подумал он. Ну да ладно, прорвемся. Первый раз, что ли.

Он открыл дверь и ждал на площадке, когда люди в белых халатах поднимутся на их четвертый этаж.

—   Вы знаете, молодой человек, вообще-то мы при­выкли, что нас встречают на улице, — опасливо сказал ему старый и толстый доктор, счастливый обладатель густейших усов, которые сделали бы честь и настояще­му моржу. Он добрался первым. Щеки доктора были си­реневыми от одышки. Он с почти неприличным звуком выталкивал воздух после того, как набирал полные лег­кие и ненадолго задерживал его в горле, словно чтобы выдох получился еще сильнее. Доктор был неопрятен в своей старости, как неопрятны остатки манной ка­ши, размазанные по тарелке. Несколько раз он повел усталыми и пьяными от бессонницы глазами по сторо­нам. Он был слишком стар для такой работы, но боль­ше, видимо, работать было некому.

—  Встречают у подъезда, а провожают только до дверей, — вставил второй, поднимаясь на площадку следом. Этот был гораздо моложе, гораздо свободнее, у него были свои проблемы, а чужими он занимался по необходимости. В. ничего не возразил ему, да и что бы­ло тут спорить.

—  Извините, — сказал он. — Мы давно ждем. Я уже три раза выбегал, но это все была не ваша машина. Прошу, вот сюда.