Мужчины своих женщин

—  Господи, когда ты уже будешь думать не только о себе и своем творчестве (слово «творчество» жена про­изнесла врастяжку, манерно закатив глаза к потолку и явно издеваясь), но и о ребенке? Ребенок мучается, а ему лень оторваться от своей писанины, на улицу выйти!

В. промолчал. Он разглядывал ярко-розовый рубец от подушки на правой щеке Нины. Рубец представлял собою почти правильное латинское «V», ветвями теряв­шееся где-то в густых черных волосах на виске. Словно какое-нибудь хозяйское тавро на боку коровы. Глаза ее спросонья были узкими, опухшими и злыми, вдобавок она щурила их от яркого света. «Наверняка у нее сейчас дурно пахнет изо рта», — подумал писатель. Почему он именно так подумал в ту минуту, он и сам не знал. Поче­му он вообще думал об этом в то время, когда его должно было интересовать нечто совсем иное?.. Эта мысль про­плыла по краю сознания и эфирно улетучилась.

—  О себе уж я не говорю! Хожу в какой-то рвани из «секонд-хэнда», туфли не сегодня-завтра совсем разва­лятся, а других нет! Полтора года нигде не была, людей совсем не вижу! А ему лень на улицу выйти позвонить!!

В. снова промолчал. Но его тактика оказалась беспо­лезной.

—  Посмотри, что у нас в ванной делается! — Жена заводилась все больше. То ли усталость от недосыпа­ния сказалась, то ли еще что, но похоже, близилась на­стоящая, полноценная истерика. — Обои отстают, на стенах какая-то плесень! И когда ты начнешь клеить эту чертову плитку? Все только обещаешь!

—  Я работаю, — неохотно сказал В. — Ты же пре­красно знаешь. У меня нет времени. Я тоже должен ко­гда-нибудь отдыхать. И не кричи, люди спят.

—  Я работаю, — повторил В., — восемь часов в день. Не развлекаться туда хожу. Зарабатываю деньги, на которые мы живем. Это физически тяжело. А потом прихожу и начинаю помогать тебе. Варю кашу, мою по­суду, стираю пеленки, выношу мусор, пылесосю... пы­лесошу... черт его дери! Этого вполне достаточно. Что ты еще от меня хочешь? Чего тебе надо?

—  Мне ничего от тебя не надо! Я хочу, чтобы ты был отец, а не как попало! Ты думаешь, я тут бездельничаю, пока тебя нет? С ребенком сидеть труднее, чем на заво­де работать! Ни одной минуты свободной, даже когда спит! Сам попробовал бы!

—  Я делаю все, что нужно. Все, что могу. Между про­чим, не многие из моих друзей так помогают женам. Вместо этого водочку попивают да по бабам шляются. Не ори, сейчас пойду и позвоню!

Девочка плакала все громче под аккомпанемент ссо­ры родителей. Наконец и они были уже готовы орать в голос и плакать, но В. успел сбежать из дома. Проби­раясь по темным ночным переулкам к знакомому теле­фон-автомату, он шептал сквозь зубы:

—  Ну, стерва! Завелась! О, Господи, нет мне места, нет покоя...

3

Ссорились они в основном по уже упоминавшимся пустякам. Пустяки эти, однако, имели удивительное свойство не терять своей актуальности. Каждый божий день они повторялись и возобновлялись, словно много­головая гидра, у которой на месте одной отрубленной головы распускаются две новые. В. вспомнил недавнее мартовское происшествие, еще одну ссору, после кото­рой так же бежал из дому.

Направлялся он в тот раз на заречный оптовый ры­нок. Он любил путешествовать туда, форсируя реку по льду. Переходить реку зимой по мосту казалось ему тру­состью. А на рынке торговали дешевым пивом, дешевы­ми продуктами, там обитал туманный призрак свободы. За рекой была полудеревенская слободка, нравы там ца-

рили простые и незамысловатые. К тому же путь проле­гал через живописные посадки, заваленные снегом, ос­лепительно сиявшим под щедрым мартовским солнцем.

...Кора наста расползлась по снегу потеками и так ярко белеет сквозь голые деревья, что кажется одним жирным, неровным куском сала, уложенным сверху на землю, как на бутерброд. Всюду лежат полузанесенные снегом трупы пластиковых бутылок из-под пива, павших в борьбе за чью-то радость...

Да и сама река, еле угадываемая подо льдом... Здесь, в центре города, вдруг открывалось свободное, ничем не стесненное пространство, где гоняли лыжники и сума­сшедшие на скоростных японских снегоходах, подувал свежий острый ветерок, неутоптанный снег норовил на­биться в ботинки, а поодаль то и дело торчали купола храмов и строящиеся новорусские особняки. Береговой лед уже просел, пошел разломными трещинами, над ре­кой время от времени раздавались непонятные тревож­ные звуки близящейся весны. Всюду была жизнь! В. шел сквозь это великолепие и думал, как маленький: вот про­валюсь сейчас под лед!., вот унесет... тогда посмотрим, как будешь без меня. Тогда увидим...

И в этот момент лед у него под ногами, рассажива­ясь, рявкнул с оглушительным пушечным гулом, утроб­ное эхо прокатилось над рекой и отразилось от бетон­ных быков близкого моста. Огромная трещина метну­лась куда-то вдаль, потерялась в снегу... Более ничего не произошло. Минуты две писатель стоял, ни жив ни мертв, творя благодарственные молитвы, а потом осто­рожно двинулся с места и поспешил на рынок, где вволю выпил пива и купил что-то из съестного.

Вскоре пиво подступило к глазам, и брови его спело набухли.