Мужчины своих женщин

И в этот момент появился доктор. Лет около сорока, высокий, худой, черноглазый и чернявый, с прогляды­вающей нежной лысиной, со сплющенным утиным но­сом, гладкосырной кожей щек; лицо у него было слиш­ком большое и вогнутое, как расслабленная ладонь (од­на морда на полпуда, подумал В.); шагал широко, циркулем переставляя прямые ноги, и надежно прятал руки в карманах. Полы белоснежного халата элегантно развевались. В. решил, что доктор шьет себе халаты на заказ. На длинной шее было что-то вроде тройного под­бородка, только очень мелкого — несколько узких складочек под нижней челюстью, вызывавших непри­ятные ассоциации с жабрами. Водянистые глаза слов­но начисто отстираны и выбелены.

С высоты своего роста и положения доктор мельком взглянул на девочку, увидел, что она робко улыбается. Более внимательно осмотрел родителей, отметил блестя­щие глаза мужчины, голые коленки женщины. И молча направился мимо в свой кабинет. Вслед за ним потянул­ся вязкий шлейф запаха дорогой туалетной воды.

В. с женой переглянулись. Ну, начинается...

—  Скажите, это вы — доктор? — спросила Нина.

Человек внезапно развернулся.

—  Нет, я медсестра, — с веселой злостью выкрикнул он, шутовски поклонившись. И пропал за дверью. Впрочем, она осталась открытой.

—  Интересно, среди них вообще есть нормальные лю­ди? — спросил В. довольно громко, так, чтобы человек в кабинете слышал и знал: мы здесь не лыком шиты и не пальцем деланы, на нас где залезешь, там и скатишь­ся. — До сих пор были одни уроды в белых халатах...

Минуты две длилась упорная тишина. Обе стороны обменивались молчанием, пользуясь им как лучшим способом оскорбить. Наконец человек из кабинета едко поинтересовался:

—  И долго вы собираетесь там сидеть? А то я лучше спать сейчас пойду!

(Почему я должен любить людей, подумал он так ти­хо, что сам еле осознал. Их же лечить надо, вот и все. Но я люблю всех людей, всех, подумал он уже твердо.

А тех, кого нужно лечить — особенно... Где я мог видеть этого парня? Ведь где-то видел. Профессионально-цеп­кая память доктора услужливо подсказала: это же тот самый В., чьи рассказы недавно были в газете с про­граммой! Очень похож на свою фотографию, только он на самом деле моложе — ранняя лысина. Смотри-ка ты, гений пожаловал! Сейчас начнет требовать к себе особого отношения...

Доктор был, в общем, незлой человек. И на хорошем счету в клинике — специалист великолепный, с редким чутьем. Начальство уже решило двигать его наверх: по­ра, да и достоин, только он еще этого не знал и пережи­вал немного — пора бы уже, пора... Еще он был расстро­ен потому, что последнее время ему каждую ночь сни­лись цветные кошмары. В них не было космических тварей с острыми зубами, никто не бегал за доктором по узким коридорам, готовясь скушать. Все обстояло гораз­до серьезнее. Ибо каждую ночь доктору показывали са­мые стыдные моменты его жизни. Это была не выдумка и не болезненный бред. Утром доктор просыпался раз­битым, мокрым от пота и красным от стыда. Например, сегодня ему напомнили эпизод из далекого пионерского детства: лето, лагерь «Спутник», он во втором отряде. Гу­ляя по территории, он увидел, как один пацанчик лет се­ми дерется с несколькими своими солагерниками, и те хором бьют его, не сильно, но обидно. Мальчишка убега­ет в спальную палату и забивается там в угол возле сво­ей койки, готовясь обороняться до последнего. Будущий доктор (БД), расспросив мелюзгу, выяснил, за что валту­зили несчастного страдальца: у него смешная фамилия, большое родимое пятно на виске, да и вообще весь он какой-то не такой, чужой... БД, уже и в то время движи­мый любовью ко всему человечеству (этому способство­вало раннее половое созревание и запойное чтение классики; он, кстати, и сам пробовал писать маленькие новеллы, мама очень хвалила) пошел в палату. Он по­старался утешить мальчишку словами, а когда это не удалось, разыграл целое представление в лицах: прие­хал цирк! Надувая щеки, гремит музыка! Вот клоуны!