Мужик и камень

просияла Елена. – Да. Там. Там я и живу. Он совсем крохотный,

этот поселок, тихий, спокойный. Жаль только, что подобное место

жительства сейчас не по мне. Я снимаю комнатку с отдельным

входом в доме, рассчитанном на несколько семей, это вроде

общежития, – тут говорившая ненадолго задумалась, неторопливо

отпила из кружки горячего чая и снова вступилась: – Поэтому в

свою комнату я прихожу редко. Все свободное от работы время я

стараюсь проводить в городе, и вы верно уж в этом убедились. Тут

больше суеты, больше шума, больше жизни, движения. Это все

хорошенько отвлекает меня, и я на время забываюсь от себя самой,

а в тишине совсем не могу.

– Ммм… Очень любопытно, – вдруг ни с того ни с сего

надменно бросил Филолет Степанович, намеренно прерывая

равнодушием складывающийся диалог. Дело в том, что он внезапно

уличил себя в несвойственной дружелюбности, и теперь с опаской

перевел взгляд на часы, подумав: а не пора бы ей…

– Поймите, у меня тут совсем нет знакомых, – начала

объясняться Елена, ухватившая намерения Филолета Степановича

спровадить ее. – Я имею в виду хороших знакомых. Поговорить не

с кем. Ни друзей, ни подруг, ни приятелей, никого! Вы знаете, что

это значит, никого?! А? Не знаете! Откуда же вам знать?! Я вам

скажу: хоть на стены кидайся! А я-то думала! Переезд, смена

обстановки, новые лица, коллектив, работа… – она с

разочарованием махнула рукой. – На новой работе тоже ни с кем не

поделишься. Слишком дорого встанет. Коллектив – дамы, гиены в

одной упряжке. Да, да! Вот кто такие малознакомые женщины.

Откройся им – одни сплетни развезут, как масло тебя по хлебу

размажут, себе только дороже. Да и то по праву, мы ведь не так

давно знакомы с ними, чтобы душу изливать. Да, и не верю я им

вовсе! И я вспомнила про вас. Про вас!!! Вы мне сразу

понравились, только скрыла я, характер такой, все утаивать, да в

другую сторону переворачивать. А вы, вы ведь сразу мне

понравились! Показались мне необыкновенным, таким честным,

внимательным, пусть грубоватым, но не способным обидеть

женщину. А не главное ли это в вашей мужской силе? Вы не

причините зла женщине, на вас можно положиться, опереться, как

на камень, вы настоящий, вы искренний и не будете лгать и

увертываться. Вы… Вы… – она задыхалась, и Гомозов не сразу

понял почему. По ее щекам потекли тонкие ручейки слез. – Вы… И

неужели вам жалко для меня хоть чуточку сострадания… Ведь я

прошу… Я прошу у вас, у сильного… Мне показалось, вы сможете

хоть чуточку позаботиться обо мне, на короткий срок! Я не прошу

надолго. Только сейчас, сегодня, один момент…

И она неуемно заплакала. Гомозов молчал, слушал и

сторонился этого режущего невыносимого звука. В одно мгновение

ему показалось, что перепонки в ушах не выдержали этих

частотных колебаний – взорвались. И теперь Филолет Степанович

слышал этот осколочный, всепроникающий звук нутром, будто

каждая клеточка, каждый капилляр, каждый нерв его организма,

сами порождали этот звук, и были его резонаторами. Все в мужчине

дребезжало и безостановочно колебалось, и он, готовый зажаться в

углу, беспощадно выдавил:

– Ни о ком я не заботился, и заботиться не собираюсь.

Говорите, наконец, что вам от меня нужно и идите уже. И хватит

глупостей!

Плач прекратился. Елена отвернулась и начала утирать слезы.

Подавив свои последние всхлипывания и осознав жалость своего

положения, она приосанилась и уверенным, но тихим голосом

произнесла:

– Я уже сообщала, зачем я тут! Я хочу с вами побеседовать.

Это единственное и большее, чего я прошу.

– Вы в своем уме? Скоро спать пора, какие еще беседы?! Ну,

это, ей Богу, сущее издевательство! Никогда не думал, что у кого-то

бывают такие проблемы, как у вас: «Не с кем побеседовать!» И эти

люди еще вламываются в чужие дома, чтобы как-то удовлетворить

свою мнимую потребность и мучают других! Да вы сумасбродка! –

в конце концов, вырвалось у Гомозова.

– Ах, так! – вдруг воскликнула женщина и неожиданно

ударила кружкой по столу. – Хорошо! Я сумасбродка! И я сейчас

уйду! Только если со мной вдруг что-нибудь случится, в этом будете

виноваты только вы! Я так и напишу в своей предсмертной записке!

– Пожалуйста! Пожалуйста! – одобрительно пробормотал

Гомозов. – Пишите, что хотите! Можете прямо сейчас и начинать.

Вам ручку принести? Бумагу тоже захвачу.

– Не надо! – фыркнула женщина и с шумом выдвинулась из-за

стола, Гомозов тоже встал. – Я ухожу! – героически взмахнув рукой,

отрапортовала Елена. – Сыта вашим гостеприимством по горло!

Закройте за мной дверь!

–Хо-хо! – самодовольно посмеялся Филолет Степанович,

вглядываясь на часы в углу, только теперь куда пристальнее и

бесстрашнее, чем раньше. – Вот видите, как вы вовремя! Почти так

и уложились в пять минут, которые я для вас уготовил! Но может,

чуть поболее…

– Хам! Я удивляюсь, как только мир держит таких людей?!

– Ну-с, представьте себе, прекрасно! Прекрасно! Всеми

ступнями в землю упираюсь, и представьте – ничего, жить можно! –

Гомозов в доказательство даже попрыгал на месте. – Так что, не

переживайте, не переживайте зазря, у меня все прекрасно! А вот

вам бы нервишки следовало подлечить!

– Посмотрите-ка только на него! Он еще и ухмыляется! До