Мужик и камень

– В такой легкой одежде по ночному городу нельзя! Вы

простудитесь! Даю вам гарантию! С таким отношением к себе

можно ненароком подцепить простуду, или, хуже того, вообще

воспаление легких! Поверьте, это возможно. Разве вы не

чувствуете, какой холодный ветер?! – Филолет Степанович

рассеянно посмотрел на враждебно качающиеся кроны деревьев. –

Я недалеко живу, за теми высотками одноэтажный дом… Хотите, я

принесу вам что-нибудь теплое, кофту, к примеру, или шаль?

Женщина внимательно, с неподвижным лицом, слушала

говорившего. Гомозов воспринял это молчание за согласие.

– Только побудьте здесь, я мигом! Мигом! И не думайте! Это

чисто по-человечески. И ничего не значит! Сочувствие, так сказать.

Только вы подождите. Несколько секунд. А я сбегаю! Кофту потом

вернете, как время будет. А я заодно и деньги захвачу, которые вы

на меня за проезд потратили. Все-таки, я не привык в долгу

оставаться! – пролепетав это, он расплылся в благороднейшей и

глупой улыбке.

Дама, доселе молчавшая, задержала победный взгляд на

стоящем перед ней мужчине, неожиданно усмехнулась, отчего

Гомозову сделалось особенно неловко, и, не скрывая превосходства,

заявила:

– По вечерам, не на своей остановке, ждать неизвестно кого, в

надежде, что принесут кофту и мелочь за проезд?! Вы знаете, это

что-то из ряда вон, – ее слегка подмерзшие малиновые губы вновь

потянулись в ухмылке с явным намерением унизить собеседника. –

Или, хуже того, вы меня к себе еще позовете?! Кто знает? Может

быть, это, в самом деле, вы и хотели предложить? – тут она колко

рассмеялась. – Но вы ведь даже не знаете, кто я. Даже имени моего

не знаете, к тому же, и я не знаю, кто вы.

От смеха у мужчины болезненно сжалось в груди, однако

женский ответ не привел в замешательство, он протянул руку и

быстро строго представился:

– Гомозов. Филолет Степанович.

Дама руки не взяла. Но смеяться перестала, и даже усмешка

слетела с ее губ.

– Знание имени не говорит о том, что ты знаком с человеком.

Думаю, спорить вы не станете, и спасибо за предложенную

помощь, за кофту, за мелочь, но мне ничего не нужно. Судя по

вашему добродушному тону, предполагаю, это вы из-за жалости, не

иначе как. Все же иногда человека должен кто-нибудь пожалеть.

Придерживаюсь этой позиции, сейчас она потребнее для меня. Я

обращусь к вам, когда мне понадобиться жалость. Разрешите? – ее

глаза заставили Гомозова пугливо кивнуть.

Более женщина говорить не стала, она развернулась и, не

попрощавшись, пошла вдоль дороги, будто никакого диалога и не

было. Мысли о том, чтоб ее проводить у Филолета Степановича не

возникло и не могло бы возникнуть, смотреть ей в след он тоже не

стал. С равнодушным видом, но с шатким потерянным внутренним

состоянием, Гомозов так же развернулся и пошел прочь, только в

сторону своего дома, туда, где вдали пялились неприятными огнями

многочисленные, ничего не обещающие глаза многоэтажек и

искрящийся электрический свет фонарей, зависших в черном небе,

звал за собой.

***

Следующим днем на работе Гомозову выпало особое

поручение, невероятно любопытное – папка с бумагами. Но, нет,

эти документы не требовалось перебирать, их полагалось снести в

одну кантору в центре города, и Филолет Степанович не мог не

согласиться (да и не пришлось бы). Экая же редкость: трудовой

день не ограничится пространством четырех стен с потертым

столом и скрипящим жестким стулом.

Дорога в назначенную кантору лежала через улицу

Переходную и она уготовила для Гомозова новые, весьма

пренеприятные известия. Так, проходя мимо Ливерпуля, Филолет

Степанович заметил своего друга, Журкина. И вот ужас, тот был не

один!

В компании давнего товарища состояла одна, достаточно

прелестная (в общественном понимании), дама. Григорий

Станиславович и сия кокетка нежно обнимались, что-то

нашептывали друг другу и приподнимались над землей. А дама-то,

дама! Она даже умудрялась пританцовывать в воздухе, мило

подергивая своими аккуратненькими ножками в светлых ажурных

колготах.

«Тьфу! И этот человек еще является моим другом?! Какая

низость!» – промелькнуло в голове у Гомозова. Его охватили злоба,

разочарование, расстройство, и все это возрастало с каждой

секундой в геометрической прогрессии. Теперь Филолет

Степанович, не ощущал под собой ног, но они тяжело хлопали об

асфальт, уже особенно широко шагал и деловито размахивал рукой

с документами. – «У меня был один товарищ. Был… И сплыл…» –

цедил он про себя, и ему хотелось побыстрей удалиться, чтобы

остаться незамеченным. Но тут Григорий Станиславович

обернулся, будто почувствовав, что о нем сейчас ведется мысль, и в

толпе прохожих он тут же разглядел резво шагающую знакомую

осанистую фигуру. Так обычно складываются обстоятельства для

тех, кто хочет промелькнуть незамеченным. Уж лучше не

скрываться, чем выглядеть дураком.

– Филолет Степанович! Филолет Степанович! Иди скорей

сюда! Скорей сюда! Я тебя кое с кем познакомлю! – закричал

Журкин, не выпуская из объятий фривольную, звонко

рассмеявшуюся, девушку.

Но шагающая фигура только больше ускорилась, спустя

несколько коротких секунд юркнула в сторону и бесследно

скрылась за поворотом.

Филолет Степанович ладонью смахнул со лба пот и стал