Мужик и камень

словами?! – грузно загремело в ответ, и посыпались молнии: – Тоже

мне, интеллигент нашелся! Нет, вы посмотрите, он еще будет

учить! Будет учить меня как себя вести! Нет, этого я так не

оставлю!.. До следующей остановки этот хам не доедет в моем

автобусе! Такое себе позволять! Такое позволять! – она весьма

женственно откинула пышные волосы назад и тут же вскликнула: –

Валера!!! Валера! Останови! Тут молодой человек выйти хочет!

Автобус послушно остановился, внимая главнокомандующей,

двери открылись.

– Я не выйду! – вдруг, дивясь самому себе, своему упорству,

вступился Филолет Степанович. – У меня есть проездной! Только

сегодня я его забыл! На работе!

Раскат грома вновь заклокотал, где-то вдали, и тут же

«сверкнуло», прорезав пространство:

– Знает, что забыл и садится! Вот наглости у людей! А ну,

выметывайся, тебе сказали! Вон! Вон из моего автобуса! –

женщина-контролер цедила слова, кидала первые, еще невесомые

градовые камни, подходила все ближе, верно готовясь помочь

мужчине с выходом.

– Ну, уж нет! – гордо взмахнул головой Гомозов, расправил

плечи и крепко, на всякий случай, уцепился за поручень. – Я так

просто не выйду! Не дождетесь!

Раскрасневшаяся кондуктор, негодуя, всплеснула руками в

воздухе, набрала в грудь кислорода… и, сейчас должно было

грянуть, как вдруг послышавшийся слабый голос, заполнивший

секундное затишье перед бурей:

– Стойте! – голос доносился из середины салона. Со своего

места поднималась хрупкая невысокая женщина. – Успокойтесь,

пожалуйста! Не начинайте! – проговорила она с неоспоримым

упреком. – Мы все за сегодня устали! А тем более вы! – обратилась

она к кондуктору. – Столько человек за день у вас перед глазами

маячили! А он, – укротительница скандала указала взглядом на

Гомозова. – Я его знаю! Я заплачу за него! Мы с ним работаем

вместе! Ну, подумаешь, забыл человек проездной, что ж его теперь,

выгонять? Я сейчас. Я…

Не договорив, она просунула тонкую руку в ридикюль и в

момент достала хрустящие десятки. Отсчитав за поездку, женщина

протянула их кондуктору:

– Вот. Возьмите! – вид у нее был решительный, противиться

не посмела даже тучная дама-контролер, последняя нехотя взяла

оплату и бросила на благодетельницу неприязненный взгляд,

однако, ни слова не произнесла.

На следующей остановке хрупкая женщина вышла. Вышел и

Гомозов. Но не вслед за ней, упаси Боже, а по причине того, что это

была и его остановка. В толпе пассажиров он плохо разглядел

«спасительницу», но теперь эта возможность представилась ему как

нельзя лучше.

Как повествовалось ранее, то была невысокая женщина. Ее

светлые волосы, уложенные в слегка небрежный пучок,

возвышающийся на затылке, на тонком теле трепыхалось голубое

платье, поверх платья – свободная длинная кофта из тонкой

мериносовой шерсти. Гомозов узнал в ней ту самую девушку,

которую уже видел однажды в парке. Да, да, он хорошо запомнил

ее, так как отлично помнил всех своих раздражителей, они сами

собой запечатлелись в его памяти.

Сейчас большие глаза молодой женщины на него вовсе не

смотрели, не желали оценить Филолета Степановича хоть

мимолетным движением, словно ничего живого поблизости. Ее

взгляд, устремленный в сторону, задумчивый, слегка потухший,

был таким нерешительным и рассеянным, что создавалось

впечатление, дама не знает, куда идти.

Гомозов воспользовался моментом, подошел ближе и с укором,

пусть не явным, выговорил то, что не получилось довести до

сведения этой молодой женщины еще в автобусе:

– Вы знаете, совсем не обязательно было за меня платить! Мне

оставалось-то проехать! Одну остановку! А вы! Ну, кто вас

просил?! – это играло в нем раздражение за недавнюю

унизительную сцену в автобусе. – Но не надейтесь, – добавил

язвительно он, – я не собираюсь чувствовать себя обязанным! Ведь

вас никто не просил!!!

Женщина обратила на него свои большие спокойные глаза и

тихо, но грозно выговорила:

– Слушайте, идите домой! Вы мне ничем не обязаны! Никто

никому ничем не обязан! Просто хотелось без скандала доехать!

Идите! Идите уже! – она сделала брезгливое движение рукой,

прогоняющее нежелательного собеседника.

– Идите вы сами! – дерзнул Гомозов, от того, что им помыкала

эта худощавая человеческая оболочка, и уже изготовился

ретироваться, но потом вдруг остановился и обернулся – женщина

не уходила. – Ну, что вы стоите?! Что стоите?! – дотошно взъелся

он сейчас больше от усталости, чем от раздражения. – Так и

замерзнуть можно, в ваших-то ризах. Идите! Идите же! Не стойте!

Посмотрите, что на вас за наряды?!

– Вы меня еще и прогонять будете?! – возмутилась незнакомка

присутствием приказного тона, Бог весть от кого. – Какое, в конце

концов, вам дело?! Может, я не на той остановке вышла!

Представьте себе, перепутала! Бывает такое! А сейчас –

остановилась подумать. Кто знает, может, теперь придется пешком

идти?!

– Куда ж вы направляетесь, в столь поздний час? – недоумевал

Гомозов и становился похож на прилипало.

– Это уж точно не ваше дело! – с ядом прошипела незнакомка,

искоса вскинув на него взор холодных красивых глаз.

Вот ненормальная, подумал Гомозов, однако, охваченный

странным неизвестным доселе волнением, произнес: