Мужики и бабы

- Это что за люди? Больных, что ли, выгнали на митинг? - спросил Селютан, усмехаясь.

- Молебен служат в честь трезвого Селютана, - в тон ему ответил Бородин. - Обед подходит, Покров день! А Селютан все еще трезвый. Было такое в жизни?

- Отродясь не бывало. Видно, сатана гоняет нас с раннего утра.

- А ты окстись, глядишь, и отстанет сатана-то. И обрящем с тобой покой и чревоугодие.

- Благослови, господи, и ниспошли странствующему рабу твоему покой и утоление жажды...

- Вот зараза! За себя молит, а про товарища позабыл, - сказал Бородин, спешиваясь.

- Дак поделюсь! Аль мы нехристи?..

Бородин вел в поводу лошадь и дивился на ходу, разводя руками:

- Кто ж так делает? На общую пахоту ездят, как на праздник, веселясь да прохлаждаясь. А вы ни свет ни заря сюда приперли. Как на барщину! Кто вас выгонял?

- Вот те на! Активист, называется... - шел от телеги навстречу ему Кречев. - Вчера хватился - нет Бородина! Огород пахать, актив проводить, а он в лугах шастает. Слава богу, хоть на актив успел, - говорил он, здороваясь с охотниками. - Ты оповестил его, Федор Михайлович?

- А как же! - ответил Селютан. - Слово председателя - для меня закон. И ухмылка плутовская во всю рожу.

Среди мужиков были и Якуша Ротастенький, и Ванятка Бородин, и Максим Иванович, брат родной. Значит, коллективисты всем миром выехали, сообразил Андрей Иванович.

- Колхоз создали или коммунию? - спрашивал Бородин, подходя к мужикам и кивая на вспаханную землю.

- А вот сходим на обед, с бабами посоветуемся, - отвечал Ванятка, играя смоляными глазами. - А ты, поди, торопился на собрание? Боялся, что в колхоз не примем?

- Я торопился, да вот лошадь упиралась. Боится в руки Маркелу попасть.

- Ну да, у него руки, а у других крюки! - проворчал Маркел и хрипло выругался.

- Утром набили уток? - спросил Максим Иванович, отводя разговор от перепалки.

- Какой утром! Вчера весь день за ними по болотам шлепал, - подмигивая ему, ответил Андрей Иванович.

- А я слыхал, вроде б ты Скобликовых вечером провожал? - сладким голоском спрашивал Якуша.

- Куда провожал? Разве они уехали? - удивился Бородин.

- Уехали! - радостно улыбаясь, сказал Якуша. - Отказали обчеству свой дом. А друзьям, значит, ничего не оставили? - И смотрел с невинным любопытством на Андрея Ивановича.

- Не знаю, я у них опись имущества не составлял, - сухо ответил Бородин; обернувшись, Кречеву: - Значит, после обеда собираемся?

- Да. К трем часам давай в Совет! В Капкином доме собираемся.

- Буду! - Бородин закинул повод на холку и с полуприсяди прыгнул животом на спину лошади.

- Ишь ты, какой прыгучий! Как заяц.

- Служивый...

- Андрей Ивана-ач! Возьми ключ у Клюева да сходи проверь, может, чего и оставили, - советовал все тем же голоском Якуша.

- Чего проверить? Какой ключ? - спрашивал хмуро Бородин, разбирая поводья.

- Дак от дома Скобликовых ключ в Совет ноне принес Сашка, а от сарая ихнего ключ у Клюева остался. Говорят, он всю ночь туда нырял. Вроде бы и на твою долю осталось. Ведь друзья были с помещиком-то.

- Я по дружбе на чужие постели не заглядывался и гусей не выколачивал у друзей своих, - терзая удилами лошадь, осаживая ее на задние ноги, говорил Бородин, раздувая ноздри. - Чем добро чужое трясти, ты сперва блох своих повытряси. Авось злоба отпустит тебя, не то вон пожелтел весь. Ревизор шоболастый.

И, огрев концом повода лошадь, сорвался с места в галоп, - только ископыть полетела черными смачными ошметками.

Собирались в Капкиной чайной; тридцать пять человек тихановского актива и бедноты - ватага не малая, всех в сельсовете не разместишь. Многие пришли принаряженные и заметно навеселе. Бабы в плисовых саках, в шнурованных полусапожках, мужики в старомодных картузах с лакированными козырьками, в сапогах, смазанных чистым дегтем. В чайной к стойкому запаху веников из клоповника да пресному духу распаренного чая примешался острый скипидарный запашок хомутной и приторный, тягостно-удушливый настой нафталина.

Смотрели друг на друга с нескрываемым любопытством и как бы с вызовом даже: я хоть и записан в бедноту, а понятие насчет порядочности тоже имею, не лаптем щи хлебаем. Даже Васютка Чакушка, нищенка, можно сказать, и то пришла в чистой поддевке из чертовой кожи да в латаных опорках с боковой резинкой. А те, что из актива, из крепких семей, не поскупились надеть и совсем праздничное. На Тараканихе длинная черная юбка с оборками, черный шерстяной плат с кистями в крупных огненно-алых бутонах. И лицо ее, как перезрелый подсолнух, - того и гляди, угнетенно свесится долу, обопрется подбородком на богатырскую необъятную грудь. Издаля было видно, что хорошо пообедала баба и брагу сварила добрую.

- Палага-то у нас в крынолине, - дурил, наваливаясь плечом на нее, Серган. - Пусти погреться под черный полог!

- Поди вон, бес гололобый! Бушуешь, как самовар незаглушенный.

Один Серган оделся не по-людски, - были на нем легкий не по сезону серенький пиджачок и расстегнутая во всю грудь синяя рубаха. Но лицо его горело; он метался по чайной, беспокойно осматривал каждого, будто искал что-то важное и не находил.