Мужики и бабы

- Чует, что его песенка спета, - хмыкнул Сенечка, расстегнул свой парусиновый портфель и вынул оттуда поллитровку водки, початую и заткнутую деревянным кляпом, потом кусок копченой колбасы и подмигнул Левке: - Где у вас стаканы? Живо!

- У нас только один, - сказал Левка, подавая граненый стакан.

- А вот другой! - Сенечка снял стеклянную крышку с графина, налил в нее водки и подал Кречеву. Себе налил в стакан и, чокнувшись, произнес: - Лиха беда начало. За великий почин!

Вот с этой крышки и повело Кречева. Сперва они допили эту поллитровку. Потом с Левкой пошли к милиционеру Симе договариваться о завтрашнем деле и там выпили еще поллитру. После обеда он нагрянул к Соне и выпил у нее еще четушку. Там, в кухонном чулане, отгороженном от общей избы легкой дощатой переборкой и пестренькой бумазейной шторкой в дверном проеме, он захватывал ее голову клешневатыми непослушными ладонями и тянулся к лицу, целовал ее губы, щеки, нос и бубнил заплетающимся языком:

- Ах ты, моя сладенькая! Дай-кать я откушу тебя с какого-нибудь бока. Дай-кать ухвачусь...

Она слабо сопротивлялась и уговаривала его:

- Паша, не надо... не надо. Девки увидят... Нехорошо.

И разгоряченная наконец его ласками, прижавшись грудью к нему и жадно заглядывая в глаза, прошептала:

- Ступай в хлев. Козу выгони да постели свежего сена. А я сейчас же за тобой выйду. Одеяло прихвачу и подушку...

В хлеву было темно, пахло плесенью и нашатырным спиртом. Коза испуганно забилась в угол и, млякая, потряхивая рогами, глядела блестящими, как влажные голыши, глазами. Кречев поймал ее за рога и вытолкал на подворье. По лестнице залез на сушила, стащил целую охапку сена, натолкал его в деревянные ясли и бросился в него, утонул как в перине. Соня появилась с подушкой и одеялом и, притворив за собой дверь, спрашивала в темноте с нарочитым испугом:

- Ты куда делся? Иль с домовым в прятки играешь?

Кречев поймал ее за подол из яслей и зарычал:

- Р-р-ра-а, нга-нга-нга!

- Ой, вихорь тебя возьми-то! Ой, напужал до смерти! Да не тяни ты... Сама залезу.

Он поднял ее на вытянутых руках, как маленькую, и бросил под себя на сено, затолкал, накрыл ее своим большим телом, сграбастал ручищами, как мягкую податливую подушку...

Так они, умаявшись, угревшись, прижимаясь друг к другу, накрывшись одеялом, уснули в тесных яслях.

Проснулись уже в сумерках. Прислушались: на подворье блеяла коза, покрикивал да хорохорился петух возле кур, где-то в отдалении перебрехивались собаки.

- Девчат не слыхать, значит, дома, - сказала Соня.

- Эх, не хочется от тебя уходить, - сказал, потягиваясь, Кречев. Давай куда-нибудь затешемся на вечер? А не то мне - тоска зеленая. Как подумаю, что завтра надо Клюева громить, все нутро переворачивается.

- А ты откажись, - сказала Соня.

- Вот дуреха! Как же это можно? Придумать такое - откажись! У меня же не частная лавочка, хочу торгую, хочу закрою. Совет, что твоя машина молотильная, завели ее - и стой возле барабана да поталкивай в него снопы. Остановишься или зазеваешься - он ревет: даваай! И остановить его тебе не дано. Схвати его рукой - оторвет руку. А завела его другая сила, тебе не подвластная. Над ней другие погонщики стоят, а тех в свою очередь подгоняют. Вот оно дело-то какое, вкруговую запущено. И уйти от него никак нельзя. Ежели не хочешь лишиться куска хлеба. Я ж партийный.

- То-то и есть, что партийный. У вас все игранки какие-то заведены, как у маленьких. Соберетесь во кружок, загадаете чего промеж себя, рассчитаетесь по номерам - и на кого счет выпадет, тот и валяй - ищи или лови, пока всех не перехватаешь. Не жизнь у вас, а какая-то карусель.

- Ты чего, опупела, что ли? Чем тебе наша жизнь не по нраву?

- Да всем. Ты ответь: любишь меня или нет?

- Ну, положим, люблю.

- Так чего ж мы по яслям прячемся? Что ж ты, как вор, по задам крадешься да через плетень лазаешь?

- Вот дуреха! Ты ж мужняя жена, а я при должности.

- Да что мне муж, объелся груш! Я хоть счас от него уйду и с тобой сойдусь. Ну, хочешь? Ноне же всем расскажу, что ты мой муж, а я твоя жена. Хочешь?

- Ну, ты даешь стране угля. Регистрация брака - дело официальное, его с бухты-барахты не делают.

- То-то и оно. Вы храбрые только на словах: все про свободу отношений талдычите. А сами боитесь в открытую сходиться, такие ж трусы, как и встарь. Только раньше на церковное венчание ссылались, а теперь на регистрацию.

- Гляди ты, какая храбрая нонче. Атаман! - он поцеловал ее, потом положил голову ей на грудь и, слушая гулкие, чистые удары ее сердца, сказал: - Вот так и пролежу всю ночь. Не хочу с тобой расставаться.

- Ладно, пошли к Фешке Сапоговой. Гулять - так уж гулять.

Он поднял голову и, замявшись, изрек:

- Мы ж ей задолжали тридцать рублей... Еще за ту гулянку.

- Я уже расплатилась.

- Где ж ты деньги берешь?

- Это не твое дело. Ступай к ней, скажи, чтоб готовилась. А я приду позже.

Фешка Сапогова встретила появление Кречева вопросом:

- А судью позовешь?

- На что он тебе сдался? - опешил Кречев. - Чай, не судилище задумали.