В село вернулись Маклак с Чувалом уже по-темному. Сразу за оврагом, на Красной горке шумела огромная толпа. Играли две гармони цыганочку, дробно стучали каблуки. Федька приостановился возле оврага, прислушиваясь: одна ханатыркала на басах, как разбитая берда, - это, ясное дело, Мишки Кочебанова гармонь, немецкого строя, а другая не в лад высоко взвизгивала, как свинья недорезанная. Да это ж ливенка Сенечки Зенина! Вот шаромыжник, на их конец притопал. Значит, и Зинка здесь вертится.
- Сань, сходи, глянь - Зинка там или нет? - попросил Федор Чувала.
Тот одним духом обернулся:
- Тама! Сенечка с Мишкой на лавочке сидят, а Зинка за ними, как часовой, - руки по швам и кулаки сжаты.
- Едрит твою лапоть, как говорит дядя Максим! Чего ж мне теперь делать?
- Пошли! Не заметит...
- Она не заметит... Вот что - дуй на круг, а я пойду к Никишке Хриплому.
- Как же это? Возьмем да разойдемся! А в лощину поодиночке, что ли, тащиться?
- Да нет, чудак-человек... Сенечка не заиграется, не бойся. Он похвастаться пришел... Поди, рубаху новую показать или белые штаны... Он скоро уйдет. А за ним и Зинка смоется. Тогда сбегаешь за мной и уж повеселимся.
- Ну, валяй! Только не проигрывайся... Обещали же конфет принести.
- За меня не беспокойся.
Друзья стукнули друг друга по рукам и разошлись.
У Никишки Хриплого, по фамилии - Пышенковых, собрались картежники не только ближние со своего конца, с Нахаловки, но и из села пришли, то есть с базарной площади, с Конной улицы, с Сенной. Посреди просторного кирпичного дома за столом, под висячей лампой сидело человек десять. Метали банк. Перед вислоусым, одутловатым, с пипочкой вместо носа сапожником Бандеем, похожим на моржа, скопилась кучка серебра и медяков, и даже бумажки лежали. Бандей в огромной ладони, изрезанной темными рытвинами от дратвы, зажал колоду карт, как спичечный коробок, и, плюя на пальцы, вытягивал из нее карты.
- На, наберись! - гудел он сумрачно, подавая карты очередному метальщику. - Еще? На, наешься!
- Тьфу ты, дьявол тебя крестил! Перебор. Всего на одно очко...
- И я на одно перебрал.
- Это Бандей очки наводит. Как плюнет, так лишнее очко есть.
- Бандей, не пятнай карты! - сказала с печи хозяйка Нешка Ореха. - Они совсем новенькие.
- Еще купишь, - отозвался Бандей. - Ты же получаешь по целковому с банка. Чего тебе еще?
- Где ты их купишь?! Никишка по весне привез из Растяпина две колоды... Дак одну уж исхлопали.
Сам хозяин, замоховевший по самые глаза густой рыжей щетиной, с белой круглой лысиной на макушке, как в тюбетейке, сидел скромненько тут же на лавке, на краю от стола.
- Еще привезет... Ему не впервой бегать за длинным рублем, - сказал Бандей так, будто хозяина тут и не было.
- Ковда он поедет, ковда? - затараторила Ореха. - У нас тоже хозяйство. Небось раньше Покрова не вырвешься.
- Твое хозяйство вон - в сусеке кирпичи да кот на печи. Чего вам убираться? - посмеивался Бандей.
- А то у тебя у одного хозяйство? Мотри вон, в карты спустишь свое хозяйство, - не сдавалась Ореха.
- Я нажил, я и проживу...
На вошедшего Федьку никто не обратил внимания. Да и трудно было разглядеть от стола - кто там вошел? Сизые клубы табачного дыма начисто глушили свет на сажень от лампы. Федька постоял у дверей, послушал эту перебранку, подождал для приличия: не спросят ли, зачем пришел? Не спросили. Потихоньку присел с краю, рядом с хозяином.
- Ну, сколько тут собралось? - спросил Бандей, разгребая денежную кучу. - Боле десятки?
- Да тут рублей пятнадцать будет.
- Давай сосчитаю! - услужливо потянулся к деньгам вертлявый узкоплечий шапошник Василий Осипович Чухонин, по прозвищу Биняк.
- Не играешь и не лезь! - одернул его Бандей. - Вот - посчитай волосья у себя в ноздре.
Все засмеялись, а Биняк вдруг выпучил глаза, надул щеки, растрепал и смахнул книзу свои пшеничные усы и стал до смешного похож на Бандея.
- Мишка, давай свяжем? - в тон Бандею утробно пробухал Биняк.
- Чего? - опешил тот.
- Волосья... У тебя в ноздре, а у меня в заднице.
Все так и грохнули - кто на стол повалился, кто на лавке катался, аж затылком пол доставая.
- Ну, ладно, стучу, - сказал Бандей, перетасовал колоду и роздал карты.
- Дак сколько у тебя в банке-то? - спросил Лысый, первый картежник и вор на всю Сенную улицу, протягивая ладонь со своей картой. Он сидел рядом с Бандеем, с него и начинался новый круг.
- Рублей пятнадцать будет. А может, больше. Пересчитать, что ли? сказал Бандей.
- Иду ва-банк. А там сосчитаем.
Все притихли. Бандей насупился, поджал губы и еще раз посмотрел свою карту.
- Давай, давай! - кривой усмешкой подбадривал его Лысый, а сам побледнел и тревожно бросал желтые рысьи глаза то на Бандея, то на колоду карт, зажатую в огромной ручище.
- Ну, на... - выдавил наконец Бандей и подал ему карту.
Лысый хлопнул по ней второй ладонью, быстро поднес карту к глазам и начал тянуть - так медленно сдвигал нижнюю карту, приоткрывая ту, неизвестную, что вся лысина его покрылась мелкими бисеринками пота. Наконец он шумно выдыхнул, отложил карты и, набычившись, сдвинув брови до красноты на лбу, задумался, весь ушел в себя.