Мужики и бабы

- Детей ведите сюда! - хрипел Зенин, заламывая ей руки. - Куда? остановил он Симу. - Держите ее... За детьми пусть идут Бородина и Федулеев.

Когда те пошли в избу, Петька уже стоял возле дверей, готовый к выходу; в руках, в охапке держал узелки, собранные матерью в дорогу.

- А это зачем? - ткнул в них пальцем Левка. - С собой ничего брать не разрешается.

- Еда здесь у нас, - сухо сглотнув, сказал Петька.

- И еду нельзя.

- Да ты что, ай очумел? - набросилась на него Санька Рыжая. - Им же до Пугасова ехать... Чай, не в гости на пироги едут! Забирай, забирай! И все выноси в, сани. Там тебя мать ждет, - выпроваживала она старшего с узелками.

Потом взялась за малышей, все еще кричавших на печи:

- А кто вас обидел? Кошка? Ох, какая нехорошая кошка!.. А вот мы ей сделаем ата-та!.. Слезайте, слезайте смелее... Там вас мамка ждет. Поедете в новый дом. Здесь же вон - холодно. Окна разбиты. Здесь нельзя оставаться... Идите, идите! Вас мамка зовет.

Так и вывела всех, подбадривая, подталкивая, уговаривая:

- Кататься поедем... Лошадка запряжена, хорошо-то как! И дом у вас будет новый. И никто вас там не тронет...

Когда детей усадили в сани, Матрена затихла, смирилась со своей судьбой, только трудно и шумно всхлипывала и вздыхала.

- Везите их до райисполкома, - приказал Зенин Симе. - Там в штабе скажут, куда ехать дальше...

- Куда ж вы хозяина дели? Ай в конюшне заперли? - спросила под конец Матрена.

- Не ваше дело, - ответил Зенин.

И, уже входя в избу, наказал Саньке:

- Сходи-ка, посмотри... Не удрал он?

И в доме, дуя на руки, с видимым облегчением сказал Федулееву:

- Вот теперь можно и опись составлять, - прошелся по избе, по горнице, глянул на висячее зеркало в деревянной резной раме, подмигнул себе и, удовлетворенный собственным отражением, изрек: - Лиха беда начало. Много добра колхозу отпишем. Все, что здесь есть, это теперь наше.

- Да здесь, кроме зеркала да деревянной кровати, и нет ни хрена, сказал рабочий.

- А скотина, молотилка, кладовая?

- С чего начинать? - спросил Левка.

- Начинай с самого начала, с дома. Так и пиши: пункт первый - дом пятистенный, красного лесу, на каменном фундаменте...

Его прервала Санька Рыжая, влетев на порог, часто дыша, как от дальней пробежки, она сказала с ужасом на лице:

- Ме-ортвай он! Мертва-ай! И глаза застекленели, и руки холодные... Батюшки мои! Что ж мы наделали?

- Ничего особенного. Одним классовым врагом стало меньше, - спокойно возразил Зенин. - Ступай в райштаб, доложи Ашихмину... Пусть пришлет фельдшера, чтобы акт составить.

- А ты куда? - крикнул на вставшего из-за стола Левку. - Ты сиди, сиди... Опись надо составлять. У нас с вами дела неотложные. Нас никто от них не освобождал.

Поскольку число кулаков в Тиханове перевалило за плановую цифру, утром сколотили еще одну группу по раскулачиванию, четвертую: из группы Чубукова взяли Кречева, из тяпинской - Ванятку Бородина да подключили к ним Василия Чухонина, Семена Жернакова и Тараканиху.

Последней троице поначалу было обещано чужое село, поэтому они упирались:

- Не пойдем трясти своих... Тады нам в глаза наплюют.

- Кто? Классовые враги? - спросил Возвышаев.

- Дык для тебя они классовые, а для нас хоть и поганые, а все ж свои, ответила Тараканиха. - И в поле вместе, и в лугах, и на посиделках, и на сходах, а теперь трясти?

- Вы что, не понимаете, какой исторический рубеж подошел? Мы входим в новую эру... Великий перелом начинается! А посему всех эксплуататоров к ногтю. Всех! И своих, и чужих... Они все одинаковые - с черным нутром.

- Насчет черного нутра и великого перелома мы не против, - сказал Биняк. - Только давайте мы пойдем трясти чужих чернонутренних. А наших пущай кто-нибудь из вас идет.

Сошлись на том, что эта группа пойдет кулачить на Выселки братьев Амвросимовых и Черного Барина. А уж по дороге им навязали фотографа Кирюхина. Жил он в Нахаловке, возле Андрея Ивановича Бородина. С него и начали...

Но случилось так, что милиционер Кулек, сопровождавший эту группу на подводе, уехал раньше в Выселки. За ним послали верхового с приказом ехать в Нахаловку и ждать всю группу возле дома Кирюхина. Кулек вернулся в Нахаловку и остановился напротив Андрея Ивановича Бородина, поджидая все свое начальство посреди дороги. Уже развиднелось - и подводу, и человека в санях хорошо было видно из окон. Люди припадали лбами к оконным рамам, находя проталинку в оконном стекле.

Надежда первой увидела эту страшную подводу с милиционером напротив своего дома и обомлела:

- Андрей, да ведь это они к нам! Батюшки мои, куда деваться? всплеснув руками, ринулась от окна Надежда и бестолково засуетилась по избе, сняла с ребра печного ключ от кладовой, сперва спрятала его в нижнем кармане кофты, потом отнесла в горницу, сунула под перину.

Андрей Иванович, еще толком не успевший прийти в себя после ночевки в пожарной, испуганно метнулся к окну и, побледнев до синевы на скулах, глазел сквозь оконную проталину на подводу с милиционером, как кролик из клетки на подоспевшего барбоса, - бежать бы, да некуда. Услыхав, как хлопнула дверью вышедшая из горницы Надежда, спросил: