Мужики и бабы

И чем дальше думал он про это, тем невыносимее казалось ему теперешнее положение, но как выйти из него? Как сбежать отсюда? Окна были под железной решеткой, дверь в воротах заперта на здоровенный замок - ключ у Кулька. Тот ходил, как заведенный, перед воротами и чертил острой тенью от шишака шлема по стенам и потолку. Только заворочайся - он сразу заорет во все горло и всех подымет на ноги. Не токмо что спать - ни лежать, ни сидеть не хотелось. И все клял себя за ротозейство. Ведь смог бы, смог попрятать, пораспихать кое-что. Авось вернутся еще? Что-то, глядишь, и уцелело бы. А теперь что? Выведут голеньких из дому и все добро порастащут. А вернешься - где искать? С кого спрашивать?

Так и ворочались его тяжкие думы вокруг дома, как мельничные жернова; и он, все так же, сидя в углу за печкой, уронив голову на грудь, забылся уже под утро, после вторых петухов. Ему снилось, что они с Матреной в подвенечном платье подымаются на церковную паперть. Народу кругом, как на празднике каком, и все разряжены, шумные, веселые. И на него пальцем показывают да смеются. "Вот счас его женят, вот женят!" - кричат все. Растворяются железные врата, а там не храм божий, а какой-то сарай, и печь топится. Макар Сивый, грязный как черт, лопатой угли выбрасывает на пол и смеется. "Становись! - говорит. - Мы те счас обвенчаем". Он глянул себе на ноги - и с ужасом увидел, что стоит босым. Бежать! Ноги не слушаются. А его подталкивают прямо на горячие угли. "Становись, становись! - кто-то приказывает ему. - Привыкнешь..." Он глянул на Матрену, а это, оказывается, Якуша с ним стоит и подмигивает ему... Давай, давай! И тоже толкает его на угли...

Разбудил его скрип отворяемой двери. В заснеженной шапке, в белых бурках стоял на пороге Возвышаев и громко спрашивал:

- Сколько арестованных?

- Так что девять человек, - по-солдатски отвечал Кулек.

- Всех поднять!

Кулек хлопнул пятерней о бочку и крикнул:

- Подымайсь!

Вставали нехотя, кряхтя и матерясь, кривя рожи, прикрываясь от света кто ладонью, кто шапкой.

- Попрошу не выражаться! - крикнул опять Кулек.

- Что, недовольны ранней побудкой? - спрашивал Возвышаев, прохаживаясь перед мужиками. - А ну, построиться!

- Разберись по порядку! - скомандовал Кулек.

Мужики растянулись в кривую шеренгу; справа стоял Бородин, слева замыкал ее Прокоп Алдонин. Возвышаев, сунув руки в боковые карманы полушубка, поднимаясь на носки, слегка покачиваясь, как петух перед тем как закукарекать, спросил:

- Ну как? Хорошо ночевали? - И, презрительно усмехнувшись, что никто не отвечает, изрек: - Ишь ты, какие невеселые!.. Ничего, мы вас сегодня развеселим. Которые петь с нами не хотят и другим не велят, мы их ноне соберем и отправим куда подальше.

- Лиха беда начало, - отозвался Бородин. - У нас был такой мужик, по прозвищу Иван-пророк. Так вот, когда его брали, он и сказал: сперва нас возьмут, которые покрупней, потом и до вас дойдет очередь, до мелочи пузатой.

- Ты на что это намекаешь?

- А чего мне намекать! Я про Ивана-пророка говорю. А он русским языком сказал, без намеков: сперва нас возьмут, потом вас!

Вынув правую руку из кармана, сжав ее в кулак и потрясая им в воздухе, Возвышаев крикнул:

- И я тебе скажу без намеков, кулацкий подпевала, пока до нас доберутся, мы вас всех передавим, как клопов.

- Полегче, гражданин начальник, - сказал Прокоп, буровя глазами Возвышаева. - Я всю гражданскую проломал. В восемнадцатом году землю делил. А теперь неугоден для вас? Теперь меня в расход?

- Ты землю делил по поручению левых эсеров. Они тут хозяйничали весной восемнадцатого.

- Дак я их сюда приглашал? А? В ту пору они с вами заодно были. А теперь мы, мужики, и виноваты? Значит, нас в расход? - распалялся Прокоп.

- Осади назад! Никто тебя в расход не пускает. А ежели имущество заберут, так поделом тебе. Поменьше хапать надо.

- Я его где нахапал? Вот оно у меня где выросло. - Прокоп стукнул себя по загорбине. - На горбу нажито! Имейте в виду: на чужое позаритесь - свое потеряете.

- А нам терять нечего, - холодно ответил Возвышаев.

- Это верно. У иных даже совести нет.

- Чего, чего? Ты это про кого?

- Про барина своего, который на худое дело людей подбивает. Вот ему-то есть чего терять.

- А ну, заткнись! - цыкнул Возвышаев. - Довольно! Поговорили. Ступайте по домам и помните - за отказ властям будем и впредь карать жестоко. И не на ночь забирать... Сроки давать будем. Хватит шутки шутить. Время теперь боевое. Революцию никто не отменял. - И, показав рукой на дверь, пропускал всех мимо себя, считал, как баранов. Последнего, Прокопа, приостановил: Приготовьте угощение, Алдонин, - сказал с улыбочкой. - Гости придут.

- Встречу горячими блинами, - мрачно ответил Прокоп.

Шел торопливо по ночной притихшей улице, резко скрипел под валенками снег, да кое-где со дворов лениво тявкали собаки, но даже из подворотни не высовывались - глухая пора, самый трескучий мороз и сладкий предутренний сон.