Мужики и бабы

- Да пошел ты к... - Вася выругался, опять скрипнул зубами и стукнул пятерней себя по коленке.

- Что Ванятка? Не в нем суть. Не сивый мерин, так чалый найдется. Все равно запрягут и поедут, - отозвался Бородин. - Ты соображай про тех, которые погоняют.

- Нет, мил моя барыня! И те, кто погоняют, и те, которые везут, - все виноваты, - живо отозвался Тарантас. - Мы вот здесь за что с тобой сидим? А за то, что телегу отказались везти с конфискованным добром. Вот если б все в один голос отказались, тогда б небось они б запели лазаря, эти погоняльщики.

- Да, тасуют нас, как колоду карт; кто против кого ляжет, тот того и за глотку берет, - сказал Андрей Иванович. - Сплошные черви козыри. Эх, воля-воля, всем горям горе, как говорил Иван-пророк, подойдет время взыграет собачье семя. Вот оно и взыграло, и грызем друг друга...

Прокоп сел на корточки, прислонясь спиной к колесу пожарной повозки, вынул кисет, стал скручивать "козью ножку". К нему живо потянулись со всех сторон:

- Дай-кать затянуться.

- Не жизня - тоска зеленая.

- Что ж вы на дармовщину-то летите, как мухи? Ай свой табачок бережете?

- Вы-ыкурили! - отозвался за всех Макар. - Только и смалят махру да языками чешут.

- А чего ж делать? Каб работа была...

- Скажи спасибо, что печь топится. Вытягивает. Не то бы мы все здесь от табачного дыма задохнулись.

- А вот, мил моя барыня, кабы за стол мужика посадить энтим начальником. Скольки бы табаку он высадил за день?

- Фунт!

- Кило!

- Полпуда!!

- Насчет веса не скажу в точности... Но жалованья на табак не хватило бы.

- Женшшыны, как мухота, задыхались бы.

- Га-га-га!..

- До смеху ли теперь? - в сердцах сказал Прокоп и плюнул. - Глупый народ!

- Ото верно, Прокоп Иванович, - согласно кивнул Тарантас. - Здесь все глупцы сидят, которые отказались. Умные на печке спят, а завтра пойдут кулачить.

- Прижмут - пойдешь... Куда денешься... как она, как ее... Не один, так другой.

- А что мне другие? - вспыхнул опять Вася. - Я не хочу грех брать на душу, понял? А ежели завтра заставят тебя бить? Бить меня, к примеру? Ты чего ж, станешь бить? Чего молчишь?

- Что ты пристал к нему? - осадил Бородин Васю Сосу. - Доживем до завтра и увидим, кто кого бить станет, а кто и сдачи даст.

- У нас сдачи? Ну нет, мил моя барыня... Были мужики... А теперя не народ, а телята комолые. Их с одной палкой куда хошь загнать можно.

- Хотел бы я посмотреть, как ты палкой детей моих погонишь из дому! покрываясь багровыми пятнами, зло проговорил Прокоп.

- А что ты сделаешь? - спросил Тарантас, угрюмо глядя на Прокопа и тоже накаляясь внутренним жаром до красноты на скулах.

- Застрелю как собаку! - сорвался на фальцет Прокоп и дернул пальцем, словно его ожгло.

Кулек, успевший задремать, при этом пронзительном окрике спрыгнул с бочки и, ошалело ворочая белками, не понимая, кто и что говорил, рявкнул сразу на всех:

- Ма-а-алчать! Не то всех пересажаю!..

- Куда? На бочку, что ли? - спросил Бородин, и все загоготали.

Прокоп встал от колеса, с видного места, и прошел в угол за печку, а Кулек снял с головы синий шлем и стал закатывать тряпичные уши, чтобы лучше слышать, потом водрузил его на самую макушку.

- Прекратите разговоры! - наконец изрек он, снял с передней стенки фонарь и отнес его, повесил над входной дверью. Теперь на мужиков падала громадная тень от повозки с бочкой, и они задвигались, зашуршали сеном, укладываясь на сон грядущий.

Прокопу спать не хотелось. Поначалу досада брала: эко сорвался! Как мальчишка сопливый. И Тарантас тут ни при чем. Был бы он подлецом, небось не сидел бы в пожарке. Чего же на него яриться? И тем не менее мысль, что все, мол, трусы паршивые, так в упор брошенная в лицо ему Тарантасом, была обидной и такой неотступной, хоть кричи. А что ты сделаешь, когда и в самом деле твоих детишек, как поросят, с визгом и гоготом станут ловить по дому и таскать в сани под охрану милиционеров? Будто кто и в самом деле спрашивал его и в уши дул: "Ш-што-о? Ш-што-о?" - так все шумело в них и жухало в висках, и грудь теснило до тошноты. Васька Сноп рассказывал, будто у Квашнина ребятишек прямо из кровати таскали, одеться толком не давали, завертывали в тряпье - и в сани. А чтоб не кричали - конфетки в рот совали. Погремушками гремели перед теми, которые сопли не умели подтирать. Ай-я-яй! До каких страстей дожили? Вот подгонят утречком подводы, всю его шатию с Матреной во главе посадят и увезут, а ты здесь будешь сидеть, как бугай в загоне. Ори - не ори, хоть на стенку кидайся, кто тебя тут услышит?