Мужняя жена

Когда они отсыпали зерно в мешок, в амбар зашла Мэрит. Ей понадобилось мясо для жаркого. Она отрезает ломти от окорока, подвешенного на стропилах. Хокан смотрит на ее правую руку, в которой она держит нож. Крепкая, нежная кисть сжимает рукоятку. Маленький, мягкий комочек, который ему до смерти хочется стиснуть в своих ладонях. Уверенная, решительная женская рука, в которой не ощущается ни малейшей дрожи.

Мэрит погружает нож в мясо и отрезает огромные ломти. В этом доме снеди вдосталь, а у Хокана всех припасов — бочонок сельдей в погребе. Все есть у Повеля. Но не красным его дням завидует Хокан, он завидует его жарким ночам.

— Благодарствую, Повель, — говорит он. — Отплачу и я тебе добром.

Хокан прикусил язык. Ведь это же ложь! Ну, можно ли так кривить душой! Его охватывает стыд. Лучше было бы ему вовсе смолчать, чем говорить такие слова. Лучше промолчать, чем солгать. Можно быть завистливым, но уж криводушным-то быть ни к чему. Добром ли собирается он отплатить Повелю? Ему незачем спрашивать себя об этом. Он уже целый год знает, чем манит его к себе дом Повеля.

Повель насыпает ему зерна в мешок, а он, стоя рядом, только и думает, как бы обокрасть соседа. Разве не это у него на уме? Жена Повеля стоит тут же, и от ее близости у него перехватывает дыхание. Отчего он не протянет руки, не схватит ее в объятия? Отчего руки его так жадно вцепились в мешок с зерном? Он с удивлением косится на свои руки, которые могут быть так спокойны, когда Мэрит стоит рядом. До чего послушные руки… Он ведь хочет протянуть их и украсть женщину, до которой может дотронуться, не сходя с места. Ничего на свете он так не хочет, как украсть жену у Повеля. Ради этого и приходит он сюда каждый день. Для того и нынче пришел — зерно он мог бы и в другом месте занять.

Но человек прямодушный должен без обиняков сказать, за каким делом пришел в дом. «Отплачу и я тебе добром». Так он и сказал! Он сам себе гнусен. Ему хочется выплюнуть изо рта язык, который мог вымолвить такие слова. Это лживый язык, и он отрекается от него. Прежде язык его всегда говорил только правдивые слова — кто же подменил его?

— Всякому может понадобиться помощь, — говорит Повель, и его неподвижные глаза снизу вверх глядят на Хокана, который выше его на добрых две головы.

Хокан избегает смотреть в эти глаза, он переводит взгляд на Мэрит. У нее глаза серые, с коричневой каемкой. Точь-в-точь серые камешки в траве. Давеча он нашел у ручья камешек, похожий на зрачки Мэрит. У него была темная каемка, как у глаз. Хокан положил руку на этот серый камешек и провел по нему ладонью, медленно и бережно, точно гладя глаза Мэрит. Камень, вопреки его ожиданиям, оказался вовсе не шершавым и не холодным. Он был нагрет солнцем и обдал теплом гладившую его руку.

Но глаза Мэрит меняют окраску, они не всегда походят на серые камешки. Они могут становиться зелеными, как молодая трава, могут блестеть, как роса на листьях. Многое находит он на земле, что напоминает ему глаза Мэрит.

Хокан берет мешок и с помощью Повеля спускается с лестницы. Полмешка ржи давят ему плечи. Невелика ноша для такого дюжего мужика, но ему хочется сбросить мешок с плеч и сказать:

— Тут вышла ошибка, Повель! Ты дал мне зерно — а я приходил за твоей женой.

Смех в ночи

Мэрит идет в хлев подоить коров, подкидывает овцам листьё, набирает воду из колодца и ставит ужин на треногу в очаге. Потом она нацеживает в глиняную миску молоко от вечерней дойки и не забывает налить блюдечко кошке, которая выжидательно трется о ее подол. Снаружи стихает шум работы. Повель вернулся с поля, но ужин еще не поспел. Он заглядывает в кадку для воды и в дровяной закуток, смотрит, не надо ли чем помочь жене. Убедившись, что его помощь не требуется, он стаскивает сапоги и ложится на лавку. Он удобно вытягивает ноги и с облегчением вздыхает. Ноздри его ловят запах, идущий от котла; Мэрит поставила варить свежую баранину. Во рту у него набегает слюна, и он сглатывает ее. Он лежит на лавке, наблюдая, как хлопочет жена. У него уже вошло в обычай лежать вечерами на лавке и следить за движениями Мэрит. В этом есть для него какая-то услада. Что-то умиротворяющее исходит от жены, когда она вот так домовничает. Названия этому он не знает. Какое-то блаженное тепло, которое так приятно ощущать с устатку, когда воротишься вечером домой. Мэрит — его жена. Повель вздыхает от полноты чувств. Пусто было бы без Мэрит у него в дому. Ей-богу, он не раскаивается, что привел с собою сюда жену. Он привык видеть ее около себя. Она словно бы часть этого дома.

От глиняной миски, с которой она возится, распространяется запах парного молока. Этот запах под стать тому целительному теплу, которое исходит от Мэрит. Сладка и тепла она, как парное молоко, только что вытекшее из вымени.

Но в вечерних сумерках щеки жены кажутся ему бледными.

— Захлопоталась ты совсем, — говорит он.

— А, ничего! — отвечает она, — не жалуюсь.

— Скоро тебе полегче станет.

Через день-другой приедет служанка, которую они нанимают на лето. После двадцать четвертого у Мэрит будет подмога.