Мужняя жена

Хокан ничего не слышал — он только видел. Видел ее с мужем. Еще не остыв от его тела, она отдалась Повелю. От него она пошла прямехонько домой в постель к мужу. Она была полна им, когда пошла к другому. Предала его, променяла. Будто самого его использовали на срамной лад. Им овладели гнев и стыд — словно его раздели на людях догола.

Он не знал, что делать с ней. Прибить?.. Может, станет легче, коли он прибьет ее. Но ведь он мужчина, а она — женщина. Даст он волю своей силушке, так после будет стыдиться и каяться. Нет, лучше оставить ее здесь, уйти навсегда. Последний раз он дотронулся до нее, когда отшвырнул от себя.

Он поспешил прочь. Тут Мэрит, казалось, забыла всякую осторожность: она кричала ему вслед, называла ненаглядным, молила воротиться. Но он ничего не слышал, он только видел… Крики замирали, не достигнув его ушей, слова пролетали мимо.

Вот Хокан дома, он пытается заснуть, но проклятое видение вновь встает перед ним: Повель и Мэрит… Такое никогда ему не виделось, покуда он не завладел ею. Тогда тело ее было для него чем-то запретным: не он владел им. Хокан лишь мечтал о нем, томился неясными предчувствиями. Теперь же тело Мэрит стало его радостью. И эту радость с ним разделил другой. Не он один владел ею. Он согрел женщину для другого. Хокан чувствовал себя голым, опозоренным. Тошно было ему.

Спать? Спать? Можно ли спать, если горишь в адском пламени? Нет, в аду, верно, не бывает ни дня, ни ночи, там нельзя заснуть и убежать от муки. Хокан встает, наливает чарку и пьет. Хмель гонит мысли и всякую дурь, лечит израненную грудь, согревает душу.

Он выпил чарку до дна, собрался было налить еще, да вспомнил, что больше в доме нет ни капли хмельного и ни единого зернышка, чтобы бросить в винный чан. Стало быть, он даже не может захмелеть и позабыть обо всем на свете. Значит, ничто не может помочь ему отогнать прочь мерзкое видение: Мэрит с охотою отдается Повелю. До сей поры терял он из-за нее голову от счастья, теперь, видно, остается ему потерять разум с горя.

* * *

Долго ждала Мэрит Хокана у ручья. Надеялась — одумается, вернется назад, поймет, что обидел ее понапрасну.

Он так и не пришел. Не дождавшись, она пошла домой, сердце у нее ныло не переставая.

Кабы он только выслушал ее, она сумела бы смягчить его душу. Но он и знать ничего не пожелал, хотя она говорила ему чистую правду. Она пожертвовала собой, чтобы Повель не догадался про них. Ясное дело, она могла бы не поддаться Повелю, сказать, что ей люб другой. Но тогда ведь он принудил бы ее сказать, как зовут этого человека, чего доброго, снял бы ружье со стены, пошел к дому Хокана и застрелил его. Тогда Хокан был бы, поди, уже на том свете. Неужто этого он хотел? Она могла бы и промолчать, не рассказывать ему ничего. Так-то, верно, было бы разумнее всего. Кабы она все скрыла да солгала ему, он бы сейчас ласкал ее, а не отшвырнул от себя, ровно чурку какую. Но она была честна, сказала ему все, как есть, — ведь она обещала ему всегда говорить правду. Худо же он отплатил за ее честность. Впредь она поостережется говорить правду — видно, к добру это не ведет. Ложь защищала и помогала, правда лишь обернулась бедою.

Неужто он не хочет понять: не виновата она. Не по своей воле стала она двоемужницей. Ей ничуть не легче, чем ему. Отчего же он не хочет покориться судьбе и любить ее по-прежнему?

Но он не стал слушать ее. Как она ни просила, как ни унижалась, он не воротился к ней, не стал мириться.

Дни идут, а она не слышит о нем ничего. Покинул ее желанный, а без него ей свет не мил. Не может она жить без Хокана, а он бросил ее.

Медленно сверлит боль сердце Мэрит. Такой муки не испытала она за всю свою жизнь. Видно, так бывает, когда все твое счастье в другом человеке. Тогда можно потерять счастье в любой миг, и останется у тебя одно горе. Отчего он так нужен ей? Ведь это беда, когда ты не можешь жить без кого-то. Тогда нет у тебя защиты, ты в плену у него. Счастлив человек, который черпает радость в собственной душе. Тогда он сам себе хозяин, никто не сможет отнять у него радость, сказать: она моя, я отниму ее у тебя! Так сделал Хокан — дал радость и отнял ее.

Мэрит не в силах освободиться от Хокана. Печаль все грызла ее, она уже не в силах была носить ее в себе. Она перестала радоваться тому, что прежде радовало ее. Забросила хозяйство, стала придирчива к работнице, груба с Повелем.

Теперь и муж ее начал примечать, как она переменилась — больше потому, что забросила хозяйские дела. Он посматривал на жену и думал про себя: кого-то нам бог пошлет, сына или дочку? Когда женщина в тягости, первые месяцы ее не узнать, столько у нее причуд. Он начал подшучивать над женой. Мэрит сперва отмалчивалась, потом стала говорить, что это вовсе неправда, ребенка она не ждет. И при этом так досадовала, словно ее уличили в дурном поступке.