Музруков

Жесткость позиции директора, которую он проявлял в такие моменты, полностью оправдывала себя, приводила коллектив к успешному решению текущих задач. Это происходило и потому, что Борис Глебович, не владея всеми тонкостями исследовательской работы физиков-ядерщиков, быстро схватывал суть проблемы и умел выделить в ней главное. При этом он всегда руководствовался принципами производственной необходимости и целесообразности, поскольку задание в КБ-11 считалось выполненным, когда идеи были воплощены в готовое для испытаний изделие. Методы Бориса Глебовича подталкивали других сотрудников к принятию правильного и конкретного решения.

В. Т. Солгалов, ветеран предприятия, с 2000 года — начальник лаборатории исторических исследований ВНИИЭФ, вспоминает: «Борис Глебович прекрасно знал, что является главным в работе сегодня, завтра, в будущем, свободно ориентировался в вопросах разработки новых изделий, сроках и особенностях изготовления зарядов, их поставок на полигоны, был полностью в курсе того, как проходят испытания. И он к тому же контролировал состояние важнейших городских дел: строительные работы, снабжение необходимыми товарами, благоустройство.

По-моему, такая широта была результатом глубокого понимания научных и производственных задач, знания происходящих процессов и умения быстро и правильно оценить, что сегодня является главным, а что второстепенным. К тому же Борис Глебович обладал талантом хорошо разбираться в людях, быстро определять, кто из подчиненных успешнее всего решит ту или иную задачу. Это помогало ему правильно распределить обязанности среди исполнителей и в то же время глубоко продумать все мероприятие в целом и обеспечить надежный контроль тех процессов, которые определяли общий успех».

Г. А. Соснин рассказывает: «Перед отправкой на полигон очередного заряда институт попал в жесткий цейтнот. Теоретики никак не могли прийти к общему мнению по конструкции центрального узла заряда. Времени на изготовление узла уже не оставалось. В этой ситуации Борис Глебович поздно вечером приехал к нам в конструкторский сектор. Вызвал туда же теоретиков во главе с Ю. А. Трутневым, пригласил их к стенной доске, предложил каждому записать на ней свои доводы и договориться в его присутствии. Между ними тут же началась жаркая дискуссия. Борис Глебович внимательно наблюдал за ее ходом. В какой-то момент он прервал их и сказал: “Юрий Алексеевич, пора принимать решение. Ваши рассуждения пошли по второму кругу и уже ничего не дают. Времени на дальнейшее обсуждение у нас нет”.

Юрий Алексеевич, остывая, нервно ходил вдоль стены. Музруков уже более твердо сказал: “Юрий Алексеевич, принимайте решение!” Трутнев сформулировал необходимые выводы. Его коллеги стояли молча. Видимо, соглашались с решением, либо не решались вступать в дальнейший спор в присутствии Музрукова.

Борис Глебович сказал мне, чтобы я нарисовал эскизы деталей в соответствии с договоренностью теоретиков. Я быстро подготовил эскизы, а вызванный конструктор перерисовал их в свою тетрадь с тем, чтобы за ночь сделать нормальные чертежи, необходимые для приемки деталей. Борис Глебович вызвал с завода технологов и приказал за ночь по моим эскизам изготовить детали. На следующее утро детали и чертежи были предъявлены военной приемке. Изделие было вовремя собрано и отправлено на полигон».

Как вспоминал Е. А. Негин: «Борис Глебович всегда во всем помогал науке. Подключался, когда была необходима организаторская срочная помощь, специальная помощь. Например, был как-то вопрос по алюминиевым сплавам — помог тут же, подключил один металлургический комбинат».

Это была позиция. Музруков, умный и дальновидный человек, знал, конечно, об отношении к нему некоторых представителей творческой элиты. Но не опускался до мелочного сведения счетов. Никаких обид — прежде всего дело.

О том, как много работа Музрукова на объекте значила с первых дней его вступления в должность, можно судить на основе очень интересного эпизода, приведенного в «Воспоминаниях» А. Д. Сахарова. Выдающийся ученый, разработчик образцов термоядерного оружия, которые легли в основу оборонного щита нашей Родины, Андрей Дмитриевич после 1969 года стал одним из самых активных в СССР правозащитников. «Воспоминания», написанные в Горьком, во многом отражают его уже изменившуюся жизненную позицию. Тем ценнее лаконичные зарисовки, посвященные жизни объекта. Знакомство с ними и с другими документами, относящимися к периоду лета — осени 1955 года, дает очень многое для понимания образа действий и личного облика Б. Г. Музрукова.

Из книги А. Д. Сахарова: «Весной или летом 1955 года мы пришли к выводу, что в изделии, основанном на “третьей идее”, целесообразно использовать некий новый вид материала. Обычно организация нового производства занимает очень много времени. Я решил обратиться с просьбой о содействии к новому начальнику объекта Б. Г. Музрукову… Музруков был очень колоритной и значительной фигурой — один из наиболее крупных организаторов промышленности, с которыми я сталкивался…