Музруков

После испытания РДС-37 в работе КБ-11 наступил новый этап — разработка термоядерных зарядов для различных носителей (в том числе и для ракет) и подготовка к серии очень ответственных испытаний уже на двух ядерных поли гонах — Семипалатинском и Новоземельском. Если в 1955 году было проведено шесть испытаний, а в 1956-м — девять, то на следующий год на ядерных полигонах СССР было испытано шестнадцать изделий, в 1958-м — тридцать четыре.

Специфика работы на полигонах предъявляла к участникам испытаний высокие требования не только в части знаний, умений и навыков, но и по здоровью. Борис Глебович, конечно, подвергал свой далеко не богатырский организм большим дополнительным нагрузкам, выезжая на «двойку» — так назывался среди профессионалов Семипалатинский полигон. Первые годы своей работы во ВНИИЭФ он делал это регулярно. О некоторых моментах «полигонной» составляющей его директорской работы говорят воспоминания участников испытаний. Они также ярко характеризуют особую атмосферу, которая складывалась на полигонах во время долгих и трудных испытательных сессий.

Испытатель Ю. И. Полушкин: «С Борисом Глебовичем Музруковым первая встреча была в 1955 году на площадке 7. Нам сообщили, что сейчас сюда придет новый директор нашего предприятия. Мы спросили, откуда он прибыл, Игорь ответил: “С Урала”. Но больше мы ни о чем не говорили, у нас была очень срочная работа, мы готовили изделие к контрольному циклу.

В то время я был молодой, обладал ловкостью, гибкостью, проворностью, и мне очень часто приходилось выполнять работы наверху изделия, так как другие товарищи были постарше, им уже трудно было лазить по верхам, я их жалел и делал все сам. Да мне к тому же очень нужен был опыт работы с изделиями в бомболюке самолета.

Итак, нахожусь я наверху изделия. Как раз в этот момент подошел Музруков Борис Глебович. Меня попросили слезть. Я спустился.

Борис Глебович со всеми нами (в шутку скажу — “с великолепной пятеркой”) поздоровался за руку. Внешне Борис Глебович выглядел приметно: он был высокий, стройный, его внимательный взгляд приковывал к себе. Мне даже показалось, что он очень строгий и суровый человек. Эта была моя первая встреча с директором предприятия п/я 975.

В 1955–1957 годах работы были настолько интенсивные, что мне как испытателю приходилось безвыездно находиться на полигоне УП-2 (Семипалатинском) до шести месяцев и более. В это время Борис Глебович бывал у нас на полигоне два-три раза в году. Правда, он только приезжал и уезжал.

Быть испытателем — это большая честь. Я вошел в семью испытателей еще в далеком 1951 году. К 1955-му у меня уже был опыт работы, я имел высочайший допуск к узлам и изделиям, разрабатываемым в нашем КБ, и сам, правда, немного, принял участие в разработке стендовой аппаратуры для проверки изделия. Предложение было сделано мною как специалистом, окончившим инженерно-техническое училище в Серпухове, оно обеспечило приемку и проверку изделия в сборе. За создание этого устройства трем сотрудникам отдела 55 дали Государственную премию, но я, технарь, в группу лауреатов не попал.

Кто работал на полигонах длительное время, тот знает, что это такое, да еще в то время, когда они только еще формировались. Условия быта испытателей при всех условиях секретности были очень и очень тяжелыми. Работа — гостиница — столовая — работа. Не было ничего: ни телевизора, ни радио, ни кинозала. И все же в вечерние часы досуга я, по указанию Бориса Глебовича, организовывал и проводил соревнования по китайскому бильярду. В этих соревнованиях участвовали почти все испытатели, в том числе и руководители: Негин, Гаврилов, Маслов, Семенов и сам Борис Глебович. Я тогда выступал в качестве играющего тренера. В основном я играл с Буяновым в паре. Игры и соревнования проводились в фойе гостиницы. Играли долго, но не позднее двух часов ночи, — это была норма. Борис Глебович учредил приз победителю: за первое место — бутылка шампанского, за второе — маленький ящик яблок. Шампанское предложил Негин — оно имелось только у него. Эти наши баталии описать невозможно. Они очень нам помогали в то время снимать стресс.

Следующая встреча с Борисом Глебовичем у меня была на “Берегу”, то есть в г. Курчатове. Как-то вечером Алексей Константинович Бессарабенко позвонил мне в гостиницу и сказал: “Здесь директор Музруков, я оставлю вам свою ‘Победу’, зайди и возьми ключи. Как только он освободится, то вы с ним поедете в Семипалатинск в аэропорт”. Я ответил ему по-военному: “Слушаюсь, Константинович (так мы, испытатели, его называли)”, — сходил за ключами, а потом решил зайти в столовую их корпуса, перекусить. А там за одним из столиков сидел Борис Глебович. Я очень обрадовался, что его встретил. Взял что-то из еды и подошел к его столику, попросил разрешения с ним вместе поужинать. Он с большой теплотой и любовью меня усадил с собой. Завязалась непринужденная беседа. Я ему рассказал, что А. К. Бессарабенко оставил нам машину и отдал мне ключи от нее.

Борис Глебович кивнул головой. Он, по-видимому, уже согласовал этот вопрос с Константинычем.