Музы в уборе весны (СИ)

Я прикоснулась рукой к её лбу, и Ворожея задергалась ещё сильнее. Меня она не узнала.

— Всё хорошо, — прошептала я.

Она дико посмотрела на меня. Если бы взгляд мог обжигать, то от меня бы остался один пепел.

— Ты — Ворожея, ты находишься среди нас, в белой комнате, на белой кровати.

Она зарычала. Показалась кровавая пена. Габриэль уже выбежала из палаты.

— За окном цветет куст. По-моему, вокруг него летает шмель. Стрекочат кузнечики.

Ворожея вырвалась из хватки Буревестник и набросилась на меня, прижав к стене. На секунду я потеряла сознания и услышала оглушающий удар.

— Под окном клумба цветет. И цветочки растут. Тюльпаны. Желты тюльпаны и гвоздики.

Она впилась в меня когтями, вдавливая в стену. Её лицо приближалось ко мне, зловонное дыхание опаляло мою кожу. Я чувствовала, как стекала горячая кровь. Девочки в ужасе смотрели на нас, будучи не в силах что-либо предпринять.

— Это не ты, Ворожея, — продолжала я, — Это сейчас не ты, а что-то чуждое. Прогони это. Стань собой. Ты — девочка в шляпе, которая любит гулять по саду и воровать сны.

В коридоре раздались шаги. Услышав это, существо откинуло меня в сторону. Но перед тем, как удариться головой об пол, я увидела, как на миг Ворожея совладала с собой. И я поняла, что в этой схватке она победит. Даже если из-за этого ей придется пойти в Клетку.

— Что тут происходит?! — ворвалась Ласка и пара Халатов.

Они подбежали к Клэр, схватили её и положили на кровать. По их рукам и ногам стекала черная слизь, а Ворожея издавала утробный рык, но всё это они не замечали. Кажется, Ласка что-то услышала, но она, как всегда, не обратила на это внимание.

— Уходим отсюда, — шепнула Габриэль, — Пока они не догадались спросить, что мы здесь делаем.

Утром нам сказали, что Клэр перевели в наблюдательную палату. Её состояние было нестабильно, так что пока лучше подержать её в изоляции. И потому мне в голову взбрела одна идея…

====== Оживляющая ======

Задний двор — это стрекот кузнечиков, многолетние заросли, колючки, расползающийся плющ и лужи с дробленным небом. Тут всегда пахнет нечистотами, ветхостью и секретами, о которых никто не должен знать. Надписи на стенах накладываются друг на друга, из-за чего создается впечатление, что они пытаются друг друга перекричать.

Сегодня был дождь, а завтра мы умрем.

Уходим туда, где 13 кипарисов и лунный цветок.

Я знаю, ты опять смотришь на меня. Я знаю, ты опять кричишь. Но я не слышу. Почему я не слышу? Ты слишком громко кричишь. Попробуй шептать.

Говори одними губами — и я в слух обернусь и разберу каждое твоё слово. Говори загадками — и я распутаю их, как клубок. Требуй невозможного — я звёзды с неба соберу для тебя в корзину. Скрывайся — я последую за тобой сквозь тернии и болота. Только не смотри на меня!

Мы встретимся над солнцем и под луной, к востоку от восхода и западу от заката.

Я провожу рукой по серому кирпичу и движусь медленно и плавно. Кусты меня не поцарапали, комары не искусали. Коготь луны освещал мне путь.

И вот, я нашла его. Вот она, родимая. Вот она, Клетка, смотрит на меня чернявыми глазницами окон. Ржавела решетка. Тут не было ни надписей, ни грязи, но веяло безысходностью и опустошением. От палаты Ворожеи несло беспросветной тьмой, поэтому я сразу поняла, кому она принадлежит. Сама Ворожея казалась неподвижной, но внутри неё была настоящая битва. Я не стала её тревожить, но мысленно пожелала ей победить монстра внутри себя.

Подошла ко второй палате. Всё, всё дышало здесь пустотой: и белый тюль, криво подвешенный на карниз, и тьма палаты, и белоснежный потолок со спящими пыльными лампами, и пол без ковра. Мне пришлось приподняться на носочки, чтобы разглядеть помещение как следует. Стоило мне поднести лицо к холодным прутьям, как на меня пахнуло сыростью и затхлостью.

Желтое пятно на стене, пустая тумбочка, кровать с белым накрахмаленным бельем, старая и скрипучая. Кто-то спал, и его бока плавно вздымались и опускались, а дыхание со свистом вырывалось из носа. Внутри было так же холодно, как и снаружи, даже холоднее. Необъятный страх сковал все мои члены, я словно примерзла к земле и не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть. Как будто ледяной водой окатили, всё, что во мне было, выкачали. Как будто весь мир исчез и осталась лишь эта комната.

— А я что говорил?

Голос, едва слышный, похожий на шелест страниц, привел меня в чувство. Круглыми от ужаса глазами я смотрела, как фигура медленно, с трудом встает, сует ноги в тапочки и подходит к окну, с трудом переставляя ноги. Весь худой, с темно-серыми, «мышиного» цвета волосами, взлохмаченными и немытыми, с темными кругами под глазами и мешками, выступами скул, бледной кожей, лопнувшими сосудами в глазах, потрескавшимися губами, синюшными, как и его ногти. Одежда на него была велика и висела, как мешок. Я мелко задрожала.

— Вот что делает клетка. Никогда нее попадай в неё, — сказал он, прислонившись к прутьям подобно мне.

Я открыла рот и попыталась что-то сказать, но не смогла: звук застрял у меня в горле. Увидев это, он продолжил:

— Да ладно, я и до неё выглядел не лучше. И впрямь общипанный петух.