Музы в уборе весны (СИ)

— Ох уж эти тесты! У меня история не идет вообще, а психологию я понимаю! Может, мне на психолога пойти учиться? А вот с языками проблема. Ну зачем мне испанский, если я не собираюсь жить в Испании? И я всегда так долго к ним готовлюсь! Ну почему надо так много учить?!

— Мне пора. Надо матери помочь.

Не дав мне ответить, он встал и ушел, а я смотрела ему в след с застрявшими в гортани словами. Он левую ногу чуть скашивал влево. На нем были клетчатые шортики и синяя футболка-«летучая мышь».

Скрипели качели, лениво раскачиваясь посреди выгоревшей травы. Облупилась краска, покосились столбы. На них сидел худенький мальчишка, одетый пальто, будто прямиком из зимы. Его светлые волосы были взлохмачены.

Я подошла к качелям. Казалось, парень даже не заметил меня.

— Тут занято, — тихо сказал он.

— Кем?

— Ей.

— Но тут никого нет…

— Ты просто её не видишь. Вечно ты не тех видишь.

— А кого я вижу?

— Пустота чуть правее.

— Хочешь сказать, ты — пустота?

— Что ещё за «ты»? Здесь никого нет.

— Тогда с кем я разговариваю?

— С тульпой, походу. Рехнулась тут совсем от скуки и одиночества.

— Но я не одинока…

— Ну естественно, ты же у нас муза. Возрождение и вдохновение. Цветочки и розовые сопли. Прямо как муза с веткой.

— Мариам всё время ветку носит в волосах…

— Что ты там болтаешь?

— А кто здесь сидит?

— Я. И она. Мы.

— Ты её любишь?

— Я её не люблю, потому что никакого меня нет. Мы существуем, пока нас двое, потому что она — надежда на возрождение, а я — скорая погибель.

— Скорее не погибель, а перерождение. Словно гусеница, засыпающая в коконе, чтобы вернуться бабочкой.

— Ха.

— Любовь победит. Любовь сильнее смерти.

— Только любовь убивает.

— А я тебя воскрешу.

— Ты думаешь, что сможешь всем помочь. Думаешь, что согреешь всю планету и заставишь из льда прорасти цветы. Мания величия? Что ж, твоё право. Но не пытайся воскресить того, кого нет.

Он спрыгнул с качелей и направился в сторону кустов, а я заняла его место. Вскоре ко мне подошла Мариам.

— Ты с ним разговаривала?

— Да.

— У него синдром Котара. Ты тут ничего не сделаешь, так что даже не пытайся.

Впереди разлилась синева неба. Солнце нещадно пекло, выжигая траву, а ветер прижимал её в земле. Деревья лениво колыхались и перешептывались. Жужжали комары и цикады. Качели покачнулись. Надо бы укрепить их и смазать петли. Чем там вообще работники занимаются? Я вспомнила качели у себя в саду — веревка и колесо. Мне стало грустно.

— Скучно.

— И не говори. Ненавижу лето.

— Я люблю май. Май — месяц надежды.

Летом у нас всегда так: ТРЦ всего один на город, моря нет, деревья почти не растут. Все наши развлечения — это заброшенные дома и пустыри, да полянка неподалеку с оврагом. Говорят, в том овраге умирало много людей. Точнее, 3 человека. И все кончали с собой от несчастной любви. Так его у нас и называли: Овраг Разбитых Сердец.

Также у нас были ресторанчики и вечеринки от заката до рассвета. И всё. Днем мы слонялись без дела и умирали от скуки, пот стекал ручьём, хотелось выть от тоски. Потому мы кричали друг на друга, правда, потом быстро мирились, чтобы потом опять поссориться. А ночью собирались компаниями и веселились, утром разбредались уставшие. Тут все друг друга знали и одиноким здесь быть невыгодно. О да, это наш город — пустыня, на которой кто-то в шутку построил дома; болото, из которого не вырваться.

Зимой у нас дожди и слякоть. Улицы затапливает вода, с кустов срывает ветер листья. Все прячутся под зонтами и пальто. Снег если и выпадает, то редко. И тоже на улице торчать противно. Поэтому все ютятся по домам, включают обогреватели и телевизоры, собираются семьями, парами, компаниями, греются друг о друга. Жара отдаляет людей, а холод сближает.

А весна и осень — лишь краткий миг между дождем и засухой. Золотая смерть и белое возрождение. Прощание и приветствие. И ты всегда услышишь их шаги в шелесте летящих листьев и теплом ветре. Осень и весна — это влюбленные, всю жизнь гоняющиеся друг за другом.

К нам неслышными шагами приблизился парень с зелеными сальными волосами с едва заметными проросшими корнями. Мне стало холодно.

— Что это с тобой? — испуганно спросила я, — Ужас какой, отойди от меня, я  тебя боюсь!

Я задрожала всем телом и склонила голову, будучи не в силах поднять взгляд. От него шел сладковатый запах. О да, я  знаю его. Запах смерти.

— Значит, ты чуешь его? — вкрадчиво спросил он, — Ну здравствуй, моё спасение.

— Отойди от меня, — проскрипела я, — Пожалуйста…

Он послушно отошел, скрывшись в тени дерева.

— Вот так-то лучше, — выдохнула я, — Ужас, ну и аура у тебя. Мне даже стоять рядом с тобой страшно, вдруг все тепло заберешь. Все-таки я не всесильна. А ты кто? Как давно попал сюда? И что у тебя случилось?

— Слишком много знать хочешь.

— А это плохо?

— Если это касается меня — да…

Мариам, пошатываясь, встала.

— Ребята, давайте без меня… Мне что-то плохо стало.

Она удалилась в палату, пробравшись через окно.

— Опять у неё приступ.

— Приступ чего?

— «Серой тоски». Она сама не знает, откуда это у неё. Просто внезапно появилось и всё.

— Она тоже мертвая?