Музы в уборе весны (СИ)

— Нет. Она живая. Просто… Серая. И это как раз самое страшное.

Где-то закричала птица. Я подняла цветок. Ромашка. Возле моего дома росли ромашки. Они были буквально везде, и я все время гадала на них. Я хотела посадить розы, но родители не дали. Жаль. Я так люблю розы.

Меня просто разъедало от скуки. А вот пацан становился бодрее и радостнее. Он уже дышал полной грудью и живым, любопытным взглядом окидывал сад.

— Почему-то рядом с тобой мне становится хорошо. И мне даже кажется, что я живой.

— Разве нельзя тебе ожить?

— Нет. Мне помочь нельзя, — он вскочил с качелей, — Всё, пора обедать. Вроде как спагетти будут.

— Ура!!!

Мы наперегонки побежали к крыльцу, взобравшись по скрипучим ступеням. А потом проследовали по холлу, длинному коридору, смешавшись со спешащей пожрать толпой и заняли стол у двери. Действительно, подавали спагетти. правда, без всего. Еще был яблочный свежевыжатый сок.

К нам присоединились Блейн, Ромео и Мариам, за которой плелся мальчик с синдромом Котара.

Мы не дрались едой и не переругивались, мы просто молчали. Да, мы общались на языке тишины, у каждого она была своя. У Блейна она была уютная и в то же время глубокая, как пасть кита, у Ромео — вкрадчивая, звонкая, оглушающая, у Мариам — поглощающая, затягивающая и горькая, у зеленоволосого парня — пугающая, темная, мрачная, а у несуществующего мальчика — никакая…

====== Спящая ======

Я снова там. Попасть туда просто — два шага вперед и десять назад. А потом поверни на север и иди, никуда не сворачивая, ни секунды не сомневаясь.

— Хочешь, скажу тебе кое-то очень интересное?

Он, как в прошлый раз, лежал, раскинув руки и глядя вверх неподвижным взглядом.

— Конечно! Я люблю всякие интересности! — я радостно захлопала в ладоши.

— Прихожая — это перепутье. На север пойдешь — сюда попадешь, как ты уже знаешь. На юг пойдешь — секреты узнаешь, на запад пойдешь — прошлое отворит перед тобой двери. А на востоке ты встретишь саму Королеву. Что тогда будет — этого я тебе сказать не могу. Но знаю, что если скажешь ей правильные слова, то победишь её.

— Нет, победы мне неинтересны. А тайны на то и тайны, чтобы быть только для избранных.

— Странная ты. Мне это нравится. А что насчет прошлого?

— Уважай прошлое, но не вороши. Не смотри вниз и не оборачивайся — оно настигнет тебя и не даст уйти.

— Посмотри под лед, — он перевернулся на живот и оперся на локти, — Гляди! Подо льдом выросли цветы!

И правда. Прекрасные соцветия распустились и застыли в вечной мерзлоте. Красота, застывшая во времени, извращенная версия бесконечного.

— Неужели это сделала я? — шепотом спросила я.

— По-видимому, — он пожал плечами, — Ты внесла крупицу весны в зиму, крупицу жизни в смерть, крупицу тепла в холод. Но не сравнивай себя с солнцем, ты не настолько могущественна. Даже звёзды гаснут, что говорить о тебе? Ты не растопишь эти льды, не пробудишь мертвого и не заставишь существовать того, кого нет.

— Ты говоришь о том мальчике…?

— Да, о Несуществующем. Кит сказал, что ему ничего не поможет, разве что сама Февраль.

— Февраль умерла?

— Она покончила с собой.

— Зачем она это сделала? — спросила я дрожащим голосом, — Зачем она обрекла его на это?

— Этого я не знаю.

— Печальная история.

— Это мир для двоих, который закрыт для нас. Это истина для двоих, которую мы вряд ли поймем.

— Любовь не убивает. Она воскрешает.

— Ты слишком нежна для этого мира. Ты напоминаешь мне Маму.

— А кто это?

— Тоже Иная, только нездешняя. Она проницательнее всех, кого я знал, даже Вечность с ней не сравнится. Она умеет заглядывать в души так глубоко, как не заглядывал ещё никто и видеть прекрасное в уродливом.

Небо осветило золотистое зарево, отражаясь в наших глазах, дроблясь в осколках льда, освещая бескрайние застывшие воды.

Ворон казался мне до боли знакомым. Я знаю его всего вторую ночь, но у меня такое чувство, будто я знала его всю жизнь. Хотя, быть может, время тянется здесь медленнее? Не зря я проснулась вчера уставшей.

Нет… Будто я знала его до того, как попала сюда. Может, я не раз замечала его в толпе, среди прохожих? Среди пыльных улиц и магазинных витрин, в тенистом парке и на скамейке под палящим солнцем? А может, среди школьных коридоров…

— Как давно ты здесь? — спросила я парня.

— Как давно? — задумался Ворон, — Не знаю… Не помню. Но очень долго. Очень долго меня продержали в Клетке, все воспоминания перепутались.

— Что такое Клетка?

— Это страшное место… Оно стирает всё. Оно стирает тебя. Раньше её называли Ластиком, но потом переименовали в Клетку. Клетка отрезает тебя от всего, отрезает от мира и от людей, и оставляет тебя наедине с собой. А таких, как я, ни в коем случае нельзя оставлять наедине с собой. В Клетке время останавливается. Туда даже звуки не проникают. В конце концов ты начинаешь забывать, кто ты, и что там, за стенами, и всё, что тебя связывает — это окно с небом в решетку. И ты отчаянно цепляешься за этот клочок внешнего мира, но его недостаточно, чтобы не потерять себя.

— Ужас! И тебя там держат?!