Музыка для богатых

– Я тебя, кстати, так и не поздравила, – она подняла бокал. – С днем рождения…

– Спасибо… Но как ты узнала? – поразился Никита.

– Интернет, – пожала плечами Полина. – Желаю тебе любви и счастья…

От удивления Никита даже не почувствовал вкуса шампанского.

– А обо мне что, пишут в Интернете?!

– Конечно, – девушка улыбнулась. – А то ты сам не знаешь!..

Никита не знал. Он умел пользоваться компьютером, но не понимал, зачем люди часами сидят перед пластмассовым окошком в виртуальный мир, вместо того чтобы выйти в настоящий, живой. Циммершлюз, кажется, был единственным, кто относился к этому так же.

– Погоди, не сбивай меня. – Полина сунула руку в сумочку, вынула большой, почти квадратный, футляр из дорогого глянцевого картона и протянула его через стол Никите. – Вот. Пусть они отсчитывают тебе очень счастливые минуты…

Прежний Никита, открыв футляр, вполне мог потерять дар речи и, покраснев, дебильно замычать. Нынешний просто растерялся.

В футляре лежали часы. Крепкий стальной корпус, крупные бледно-зеленые от фосфора стрелки, черный фон, серебристые крылышки-эмблема в центре, упругая кожа убитого крокодила. Самый правильный хронометр в мире. Никита не собирался покупать себе часы, но если бы вдруг решил, то из тысячи самых элитных брендов выбрал бы именно эти. Вот только как об этом догадалась рыжеволосая тольяттинская девочка, если он сам сформулировал это лишь сейчас?.. И что она продала, чтобы их купить? Родительскую квартиру? Прабабушкину бриллиантовую брошь? Собственную почку?

– Я знаю, говорят, дарить часы – это к расставанию, но я в такие глупости не верю… И потом, это «Брайтлинг». А у них рекламный текст знаешь какой? “Брайтлинг” для “бентли”»!.. Вот я и подумала: «бентли» у тебя есть, а «Брайтлинга» нет. Как-то неправильно получается… А тебе что, не нравится?..

– Я буду носить их всю жизнь, – твердо и просто сказал Никита. И тут же почувствовал, как Полина замерла от испугавшей ее значимости этих слов, от того, что ей так хотелось в них верить, но именно верить она боялась…

– И раз уж ты не веришь в глупые приметы, – Никита мягко улыбнулся, и призрак напряжения тут же вылетел из старого дома, нырнув в одну из щелей, – надень мне их сама, о’кей?

Застежка была непростой – сверкающая стальная клипса клацнула уверенно и упруго, как пистолетный затвор. И держащие ее пальцы Полины казались от этого особенно нежными и родными. Никите очень захотелось, не вставая, обнять ее, стоявшую рядом, прижаться лицом к ее плоскому животу, вдыхая головокружительный запах молодой красоты, но вместо этого он почему-то сказал:

– Хочешь, я сыграю для тебя?

– На этом? – девушка удивленно кивнула на инструмент в углу.

«Красный Октябрь» и правда казался мечтой антиквара, но форму держал, расстроен был совсем чуть-чуть, и Никита, найдя ключ, наспех подтянул несколько струн. Ему очень не хотелось, чтобы Полина почувствовала, как он волнуется.

– Только если тебе не понравится, скажи честно, договорились? – попросил он, усадив девушку за стол и налив ей шампанского.

– Конечно. – Ее зеленые глаза смотрели прямо и твердо. – Я никогда не буду тебе врать.

«А ведь и вправду не будет. И совсем она не такая слабая, как иногда кажется…» – подумал Никита, садясь за клавиши и чувствуя непривычную, но приятную тяжесть «Брайтлинга» на левом запястье.

Мудрить он не стал. Заиграл о них, сегодняшних. Случайных и свободных. Уже не чужих, еще не любовниках. О двух провинциальных детях, сбежавших от Москвы и спрятавшихся зачем-то в уюте тесного домишки, словно в нем можно было остаться и жить долго и счастливо, словно его трухлявые стены могли дать им защиту и покой… О старых свечах, роняющих мутные слезы на доски стола, о зарослях давно не ломанной сирени, которая непременно взорвалась бы цветом уже к этому дню, знай она об их приезде…

Он оборвал музыку, почувствовав ладони Полины у себя на плечах, оглянулся, крутнувшись на стуле. В глазах девушки стояли слезы, ресницы чуть подрагивали…

Никита поднялся на ноги, и они поцеловались. Впервые в истории планеты Земля. Губы у Полины были мягкие-мягкие, самые нежные на свете. Грудь – упругой и зовущей, бедра – трепетными. Она не отстранилась, но и не впилась в Никиту с жадностью клубной бляди. Она… радостно приняла его. Да, лучше не скажешь. И он тут же почувствовал эрекцию – уверенную, мощную, спокойную. И сказал:

– Я хочу тебя…

А затем началось непонятное. Полина отпрянула от него, закрыла ладонями вспыхнувшее лицо, приглушенно запричитала:

– Какая же я дура, Господи!.. Ведь я же знала, знала, что так будет!.. Ты, конечно, пошлешь меня, и правильно сделаешь!.. Я просто не могла, понимаешь, не могла!.. Я так ждала, что ты позвонишь, и вот ты позвонил!.. Прости меня…

Никита подошел ближе, погладил невесомое рыжее облако ее волос, взял за руку.

– Ну-ну, перестань, маленькая, ты что… – «Маленькая» была сантиметров на пять выше его самого, но новому Никите было совершенно плевать на это. – В чем проблема?

– В том, что я дура!.. – Полина перестала закрывать лицо и теперь терла кулачками покрасневшие глаза. – Ведь знала же, знала…