Музыка души

К тому времени Петру Петровичу было под семьдесят, но страдания от боевых ран делали его на вид старше. Седой как лунь, неразлучный с костылем, он все-таки бодрился и сохранял военную выправку.

Вернувшись в училище, Петя поделился своим горем с ближайшим другом – Алексеем Апухтиным, растерянно заключив свой короткий рассказ:

– Не понимаю, как Бог мог допустить, чтобы мама умерла. Она ведь так нужна нам!

Леля пренебрежительно фыркнул:

– Ты как маленький, честное слово! Все веришь в какие-то сказочки. Нет никакого Бога, давно пора это понять!

Петя попытался спорить, впрочем, не слишком активно. В его душу начали вкрадываться сомнения. А вдруг Леля прав? Может, он и правда дурак, что сих пор верит в «бабушкины сказки»? Этот вопрос сильно занимал его, и червь сомнения, не без помощи того же Апухтина, все больше разъедал душу, заставляя заразиться духом царящего в среде молодежи рационализма и безверия. 

Глава 5. Жизнь продолжается

Жизнь в семье дяди Петра Петровича проходила интересно и насыщенно. Правда, сам хозяин дома – строгий аскет – к светским развлечениям относился неодобрительно, но это никому не мешало. Большую часть дня он проводил, запершись в своем кабинете, писал бесконечные трактаты на мистические темы и встречался с семьей только за столом да для чтения «Северной пчелы» в обществе братца Ильи Петровича.

Несмотря на суровость, Петр Петрович был человеком добрым и отзывчивым. Ежедневно он совершал пешую прогулку, к которой тщательно готовился: заворачивал в бумажки и запечатывал сургучом конфеты и пряники, рассовывал их по карманам. По улице он шел медленно и с достоинством, опираясь на палку. Когда же ему встречался ребенок, он со словами: «Посылка с неба!» – вынимал один из пакетиков и ронял прямо перед ним. После чего шествовал дальше, делая вид, что он здесь совершенно ни при чем.

В домашние дела Петр Петрович почти не вмешивался, и единовластной хозяйкой царила тетушка Елизавета Петровна. Она много читала со своими дочерями, занималась с ними музыкой или рисованием – в зависимости от их предпочтений, – возила в театр, устраивала домашние спектакли. Случалось, что в разгар одного из таких спектаклей появлялся негодующий Петр Петрович и разражался обличительной речью о современных легкомысленных нравах. Однако дальше грозной проповеди дело никогда не заходило, и все повторялось снова.

В доме собиралось множество молодежи: приходили друзья братьев и ухажеры сестер. По воскресеньям и праздникам устраивались вечера с танцами и всевозможными забавами. Душой общества, зачинщиками шумного веселья были Аня и Петя: они разыгрывали смешные сценки, изображали балерин, придумывали разнообразные шутки.

Петя часто с большой охотой играл в домашних спектаклях комические роли. Смешить публику во что бы то ни стало казалось ему настоящим призванием истинного артиста. Шедевром его сценического творчества считалась роль молодого человека в «Беде от нежного сердца». И вот, играя в этой пьесе с одним рьяным любителем, Петя, чтобы поразить публику своим искусством, так разошелся, что зрители помирали со смеху. Как вдруг любитель, игравший роль отца, тихонько прошептал ему:

– Да будет вам кривляться! Ведь это не игра, а паясничанье! Стыдно смотреть на вас! Противно!

Все настроение пропало, как по волшебству, в глазах потемнело, и Петя не помнил, как окончил роль. С тех пор, если и случалось ему выступать на подмостках, то память обиды, смутное сознание, что тот человек был прав, связывали его по рукам и ногам, прежнее вдохновение не снисходило, и он вскоре совсем бросил эту забаву.

Бывало, развеселившаяся молодежь не могла угомониться до поздней ночи. Тогда из своего кабинета, точно тень отца Гамлета, появлялся Петр Петрович и, ни слова не говоря, принимался гасить лампы и свечи, давая понять, что пора расходиться.

***

16 февраля 1855 года обычное течение уроков было прервано появлением в классе мрачного и озабоченного директора. Студенты вскочили, приветствуя его. Языков обвел их тяжелым взглядом и строго объявил:

– Всем строиться. Император тяжело болен, и мы идем в церковь молиться за него.

 Как громовым ударом поразила всех эта весть. До церкви шли в гробовом молчании, только иногда растеряно поглядывая друг на друга и на воспитателей. Болезнь императора казалась страшным бедствием. В церкви мальчики встали на колени, и многие, в том числе и Петя, даже плакали с чувством, будто умирал кто-то дорогой и близкий.

Два дня спустя Языков сообщил, что император скончался, и объявил траур. По училищу поползли слухи о том, что виноваты неискусные врачи: старик Мандт и медик наследника Каррель.

– Но они сделали все, что могли!

– Значит, надо было пригласить кого-то более знающего!

– Мой отец говорит, что виновата самонадеянность Карреля – он погубил императора!

– Да Мандт тоже мог бы сообразить, что нужна помощь!