Музыка горячей воды

Мы собирались брать интервью у известной поэтессы Дженис Олтрис. Редактор «Америки в поэзии» платил мне 175 долларов, чтоб я ее расписал. Меня сопровождал Тони с фотоаппаратом. Ему за снимки полагалось 50 долларов. Я занял магнитофон. Жила она в горах, ехать долго. Я срулил на обочину, глотнул водки, передал бутылку Тони.

— Она пьет? — спросил Тони.

— Вероятно, нет, — ответил я.

Завел машину, и мы поехали дальше. Свернули направо по узкой грунтовке. Дженис стояла перед домом, ждала нас. В брючках и белой блузке с высоким кружевным воротником. Мы вылезли из машины и направились к ней — она стояла на склоне газона. Представились, и я включил магнитофон на батарейках.

— Тони вас немножко поснимает, — сказал я ей. — Будьте естественны.

— Разумеется, — ответила она.

Мы поднялись по склону, и она показала на дом:

— Мы его купили, когда цены еще были очень низкие. Теперь бы он был нам не по карману. — Затем показала на домик поменьше, что прилепился к склону. — Там мой кабинет, мы его сами выстроили. Даже ванная есть. Пойдемте посмотрим.

Мы двинулись за ней. Она опять показала:

— Вон те клумбы. Мы их сами разбили. У нас хорошо растут цветы.

— Прекрасно, — сказал Тони.

Она открыла дверь к себе в кабинет, и мы вошли. Комната была большая и прохладная, везде индейские одеяла, а на стенах целая выставка. Камин, книжный шкаф, большой стол с электрической машинкой, толстым словарем, стопкой бумаги, блокнотами. Сама поэтесса была маленькая, стрижена очень коротко. Брови густые. Часто улыбалась. В уголке одного глаза у нее был глубокий шрам — точно вырезали перочинным ножом.

— Ну, приступим, — сказал я. — Ваш рост пять футов один дюйм, весите вы…

— Сто пятнадцать.

— Возраст?

Дженис рассмеялась, а Тони ее щелкнул.

— Женщина вольна не отвечать на этот вопрос- Она опять засмеялась. — Просто напишите, что я женщина без возраста.

Роскошно она выглядела. Я так и видел ее за кафедрой в каком-нибудь колледже — читает свои стихи, отвечает на вопросы, готовит новое поколение поэтов, жизни их учит. И ноги у нее наверняка неплохие. Я попробовал представить ее в постели, но не вышло.

— О чем вы думаете? — спросила она у меня.

— У вас интуиция?

— Конечно. Я кофе поставлю. Вам обоим нужно что-нибудь выпить.

— Вы правы.

Дженис приготовила кофе, и мы вышли наружу. Через боковую дверь. Снаружи располагалась миниатюрная детская площадка — качели и трапеции, песочницы, такое вот. По склону к нам сбежал парнишка лет десяти.

— Это Джейсон, мой младшенький, мой малыш, — сказала Дженис из дверного проема.

Джейсон был юный взъерошенный бог — светловолосый, в коротких штанишках и широкой пурпурной рубашке. Ботиночки на нем были синие с золотом. Вроде здоровый и шустрый ребенок.

— Мама, мама! Покачай меня на качельке! Покачай, покачай! — Джейсон подбежал к качелям, уселся и стал ждать.

— Не сейчас, Джейсон, нам некогда.

— Качи-качи, мама!

— Не сейчас, Джейсон…

— МАМА МАМА МАМА МАМА МАМА МАМА МАМА, — заверещал Джейсон.

Дженис подошла и стала раскачивать Джейсона. Взад-вперед качался он, вверх-вниз. Мы ждали. Прошло довольно много времени, и они закончили, Джейсон слез. Из одной ноздри у него висела густая зеленая сопля. Он подошел ко мне.

— Я хочу сам с собой поиграть, — заявил он и убежал.

— Мы его не ограничиваем, — сказала Дженис. Мечтательно оглядела горы. — Раньше мы там катались на лошадях. Боролись с застройщиками. А теперь внешний мир подкрадывается все ближе. Но здесь все равно очень славно. Свою книгу «Птица на взлете, волшебный хор» я написала, когда упала с лошади и сломала ногу.

— Да, я помню, — ответил Тони.

— А мамонтовое дерево я посадила двадцать пять лет назад, — показала она. — Наш дом тогда был здесь единственный, но все меняется, верно? Особенно поэзия. Столько нового, волнующего. И, опять же, столько ужасного барахла.

Мы опять зашли внутрь, и Дженис налила нам кофе. Мы сидели и пили его. Я спросил, кто ее любимые поэты. Дженис быстро перечислила тех, кто помоложе: Сандра Меррилл, Синтия Уэстфолл, Роберта Лоуэлл, сестра Сара Норберт и Эдриан Пур.

— Первое стихотворение я написала в начальной школе — на День матери. Учительнице так понравилось, что она меня попросила прочесть его перед всем классом.

— Ваше первое поэтическое чтение, а? Дженис рассмеялась:

— Да, можно так сказать. Мне очень не хватает родителей. Их уже больше двадцати лет нет в живых.

— Необычайно.

— Нет ничего необычайного в любви. Родилась она в городке Хантингтон-Бич, всю жизнь прожила на Западном побережье. Ее отец работал полицейским. Дженис начала писать сонеты в старших классах, где ей повезло учиться у Инее Клэр Дики.

— Она обучила меня дисциплине поэтической формы.

Дженис налила еще кофе.

— Я всегда хотела стать поэтом всерьез. В Стэнфорде я училась у Айвора Саммерза. Первая публикация у меня состоялась в «Антологии западных поэтов», которую Саммерз составил. — Саммерз оказал на нее глубочайшее влияние — поначалу. У Саммерза была хорошая группа: Эшберри Чарл-тон, Уэбдон Уилбёр и Мэри Кэзер Хендерсон.

А потом Дженис откололась и присоединилась к поэтам «длинной строки».