— А пылесос, Генри, вы лучше оставьте себе. Дома уборку делать будете.
— Хорошо, оставлю.
— У него в гараже садовый инвентарь был. Как с инвентарем?
— Нет, его я лучше себе возьму.
— Я тебе пятнадцать долларов дам за инвентарь.
— Ладно.
Он дал мне 15 долларов, а я ему — ключ от гаража. Через некоторое время он уже тарахтел газонокосилкой через дорогу к себе домой.
— Не надо было ему все отдавать, Генри, за каких-то пятнадцать долларов. Техника стоила гораздо больше.
Я не ответил.
— А машина? Ей четыре года.
— Машину я, наверное, оставлю.
— За нее я вам пятьдесят долларов дам.
— Машину я, наверное, оставлю.
Кто-то скатал ковер в гостиной. После чего всем стало уже не так интересно. Вскоре по дому бродило лишь трое-четверо, потом и они ушли. Не взяли только садовый шланг, кровать, холодильник и плиту да рулон туалетной бумаги.
Я вышел на улицу и запер гараж. Мимо ехали двое мальчишек на роликах. Остановились, когда я запирал ворота.
— Видишь мужика?
— Ну.
— У него отец умер.
И поехали дальше. Я подобрал шланг, повернул кран и стал поливать розы.
Гарри Энн Лэндерз[29]
Зазвонил телефон. Звонил писатель — Пол. У Пола была депрессия. Пол был в Нортридже.
— Гарри?
— Ну?
— Мы с Нэнси расстались.
— Ну?
— Слушай, я опять хочу с ней сойтись. Можешь мне помочь? Если только ты сам с ней опять сойтись не хочешь?
Гарри улыбнулся в трубку.
— Я не хочу с ней опять сходиться, Пол.
— Сам не знаю, что пошло не так. Начала она с денег. Как давай орать про деньги. Телефонные счета мне под нос совала. Слушай, ну я же старался. У нас номер был такой. Мы с Барни одевались пингвинами… он одну строчку стишка читает, я другую… четыре микрофона… а фоном джаз…
— Телефонные счета, Пол, иногда очень расстраивают, — сказал Гарри. — Ты б лучше не выходил на связь, когда надираешься. У тебя в Мэне, Бостоне и Нью-Гемпшире слишком много знакомых. А у Нэнси невроз тревожности. Она машину завести не может, чтоб ее не скрутило. Все время пристегивается, ее трясет, на клаксон давит. Чокнутая, как тот шляпник. И в других областях то же самое. Только в «Трифти» на распродажу зайдет, как обижается на мальчишку за кассой, если он жует батончик «Марса».
— Она говорит, что тебя три месяца кормила.
— Хуй мой она кормила. Преимущественно кредитными карточками.
— А ты и правда такой герой? Гарри рассмеялся.
— Я им душу даю. В дюймах не измеряется.
— Я опять хочу с ней сойтись. Скажи, что мне делать?
— Либо пизду соси, как мужчина, либо найди себе работу.
— Но ты же не работаешь.
— Не меряй себя по мне. Это распространенная ошибка.
— Ну а где мне капусты срубить? Я честно старался. Что же мне делать?
— Дыши ровнее.
— Ты не ведаешь милосердия, да?
— В милосердии разбираются только те, кому оно нужно.
— Тебе тоже когда-нибудь понадобится.
— Мне оно сейчас надобится — только не в той форме, в какой тебе.
— Мне капуста нужна, Гарри, как мне заработать?
— Попади в корзину с тридцати футов. Трехочковый бросок. Попадешь — гуляй. Промажешь — парься на киче: ни тебе счетов за свет, ни за телефон, ни за газ, никаких стервозных фемин. Научишься чему-нибудь полезному и станешь зарабатывать четыре цента в час.
— Вот умеешь ты хуйню пороть.
— Ладно, вытаскивай из жопы шоколадку, и я тебе кой-чего скажу.
— Вытащил.
— Я бы решил, что Нэнси тебя бросила из-за кого-то другого. Черного, белого, красного или желтого. Запомни это правило, и всегда будешь на коне: фемина редко уходит от одной жертвы, если рядом не маячит другая.
— Мужик, — сказал Пол, — мне помощь нужна, а не теория.
— Если не овладел теорией, тебе помощь нужна будет всегда…
Гарри взял трубку, набрал номер Нэнси.
— Алло? — ответила она.
— Это Гарри.
— А.
— Мне птичка на хвосте принесла, что тебя в Мексике сняли. Он всего добился?
— А, это…
— Испанский тореадор на пенсии, так?
— Зато какие глаза. Не как у тебя. Твоих вообще не видно.
— Я не хочу, чтоб видели мои глаза.
— Почему?
— Если увидят, о чем я думаю, их уже не надуешь.
— Так ты позвонил сообщить мне, что сейчас бегаешь в наглазниках?
— Это ты и так знаешь. Я звоню сказать, что Пол опять хочет к тебе. Тебе это зачем-нибудь полезно?
— Нет.
— Так и думал.
— Он точно тебе звонил?
— Да.
— Ой, а у меня сейчас новый мужчина. Изумительный!
— Я Полу сказал, что тебя, вероятно, заинтересовал кто-то другой.
— Откуда ты знал?
— Уж знал.
— Гарри?
— Да, пупсик?
— Пошел ты на хуй… Нэнси бросила трубку.
Ну вот, подумал Гарри, я тут стараюсь мир восстановить, а разозлились оба. Он зашел в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Боже мой, у него доброе лицо. Неужели им не видно? Всепонимающее. Благородное. Возле носа он заметил угорь. Надавил. Тот выскочил — черный и красивый, за ним тащился желтый хвостик гноя. Прорыв к победе, подумал Гарри, — в понимании женщин и любви. Он покатал угорь с гноем в пальцах. А может, прорыв — в способности убивать равнодушно. Он сел посрать, обдумывая эту мысль.
Пиво в баре на углу
Не знаю, сколько лет назад это было, 15 или 20. Я сидел у себя. Жаркий летний вечер, мне было тупо.