Музыка горячей воды

Мы начали целоваться, и все пошло по новой. Я еще раз на нее залез. Теперь я чувствовал, как медленно близится оргазм.

— О, — сказал я, — о господи!

Наконец мне удалось, я встал, сходил в ванную, вернулся, выкурил сигарету и снова лег в постель. Мария почти спала.

— Боже мой, — сказала она, — ты и впрямь меня ВЫЕБ!

Мы уснули.

Наутро я встал, проблевался, почистил зубы, прополоскал рот и раскупорил бутылку пива. Мария проснулась и на меня посмотрела.

— Мы еблись? — спросила она.

— Вы серьезно?

— Нет, я хочу знать. Мы еблись?

— Нет, — ответил я. — Ничего не было. Мария ушла в ванную и приняла душ. Она пела.

Потом вытерлась и вышла. Посмотрела на меня.

— Я себя чувствую женщиной, которую выебли.

— Ничего не было, Мария.

Мы оделись, и я отвел ее в кафе за углом. Она взяла сосиску с омлетом, пшеничный тост, кофе. Я выпил стакан томатного сока и съел булочку с отрубями.

— Никак не могу привыкнуть. Ты вылитый он.

— Только не сегодня, Мария, прошу вас.

Я смотрел, как Мария сует омлет с сосиской и пшеничным тостом (намазан малиновым джемом сверху) себе в рот, — и тут понял, что сами похороны-то мы и пропустили. Забыли поехать на кладбище поглядеть, как старика кидают в яму. Мне хотелось это видеть. Единственный плюс всей этой бодяги. А мы не влились в траурную процессию — вместо этого поехали в отцовский дом, курили его сигареты и пили его вино.

Мария положила в рот особо крупный кусок ярко-желтого омлета и сказала:

— Наверное, ты меня выеб. Твоя сперма течет мне по ноге.

— А, это просто пот. Сегодня очень жарко. Она полезла рукой под стол и себе под платье.

Вытащила палец. Понюхала.

— Это не пот, это сперма.

Мария доела, и мы вышли. Она мне дала свой адрес, и я ее туда отвез. Остановился у обочины.

— Зайти не хочешь?

— Не сейчас. Надо делами заняться. Наследство. Мария нагнулась и поцеловала меня. Глаза у нее были круглые, ушибленные, черствые.

— Я знаю, что ты гораздо младше, но я бы могла тебя любить, — сказала она. — Точно могла бы.

Дойдя до двери, она обернулась. Мы оба помахали. Я доехал до ближайшей винной лавки, взял полпинты и сегодняшнюю «Программу бегов». Мне предстоял хороший день на скачках. После выходного мне всегда больше везло.

Смерть отца 2

Мать у меня умерла годом раньше. Через неделю после смерти отца я стоял у него дома один. Дом был в Аркадии, и раньше я приближался к нему, разве только проезжая по трассе к Санта-Аните.

Соседи меня не знали. Закончились похороны, я подошел к раковине, налил себе стакан воды, выпил, затем вышел на улицу. Не зная, чем еще заняться, подобрал шланг, включил воду и стал поливать кустарник. Я стоял на газоне, а вокруг отдергивались занавески. Потом из домов стали выходить. Через дорогу перешла женщина.

— Вы Генри? — спросила она. Я сказал ей, что я Генри.

— Мы с вашим отцом были знакомы много лет. Затем подошел ее муж.

— Вашу мать мы тоже знали, — сказал он. Я наклонился и перекрыл кран.

— Не зайдете? — спросил я. Они представились: Том и Нелли Миллер, — и мы зашли в дом.

— Вы похожи на отца.

— Да, мне говорили.

Мы сели и посмотрели друг на друга.

— Ой, — сказала женщина, — у него столько картин. Наверно, очень любил картины.

— Любил, ну да.

— Я обожаю вон ту, с мельницей на закате.

— Можете себе взять.

— Ой, правда?

Позвонили в дверь. Пришли Гибсоны. Сказали, что и они много лет были отцовскими соседями.

— Вы очень похожи на отца, — сказала миссис Гибсон.

— Генри отдал нам картину с мельницей.

— Как это мило. А мне вон та нравится, с синей лошадью.

— Забирайте, миссис Гибсон.

— Ой, вы серьезно?

— Да, берите на здоровье.

Опять позвонили в дверь, и вошла еще одна пара. Дверь я закрывать не стал. Вскоре внутрь просунул голову мужчина.

— Меня зовут Даг Хадсон. Моя жена ушла в парикмахерскую.

— Проходите, мистер Хадсон.

Явились и другие — большей частью парами. Начали бродить по дому.

— Собираетесь продавать?

— Продам, наверное.

— Тут у нас славный район.

— Да, я вижу.

— Ох, как мне нравится вот эта рама — только сама картина так себе.

— Забирайте раму.

— А что мне с картиной делать?

— Выбросьте на мусорку. — Я огляделся. — Если кому-то нравится какая-то картина, забирайте, пожалуйста.

Они так и поступили. Вскоре стены оголились.

— А стулья эти вам нужны?

— Да не особенно.

С улицы заходили прохожие и даже не беспокоились представляться.

— А диван? — очень громко спросил кто-то. — Нужен вам?

— Нет, диван мне не нужен, — сказал я. Забрали диван, потом кухонный стол с табуретками.

— У вас же тут где-то есть тостер, правда, Генри? Забрали и тостер.

— А тарелки вам не понадобятся?

— Нет.

— А приборы?

— Нет.

— А кофейник и блендер?

— Берите.

Одна дама открыла буфет на задней веранде.

— Что вы будете делать с фруктовыми консервами? Все равно ведь сами всего не съедите.

— Ладно, люди, разбирайте. Постарайтесь только, чтобы поровну.

— Ой, мне клубнику!

— Ой, мне фиги!

— Ой, мне конфитюр!

Люди уходили и возвращались, приводили с собой новых.

— Эй, тут в буфете квинта виски! Вы пьете, Генри?

— Виски оставьте.

В доме становилось тесно. В туалете спускали воду. Кто-то уронил в раковину стакан, и тот разбился.