Музыка из уходящего поезда. Еврейская литература в послереволюционной России

Осмысляя литературу недавнего периода, хочется остановиться именно на категории «последнего». <…> Последнее нельзя охарактеризовать через категорию времени: оно после времени. <…> Новая литература является последней, не по причине момента ее возникновения, а по причине ее склада, ее сущностной «запредельности».

Михаил Эпштейн. После будущего: О новом сознании в литературе

Еврейские писатели, художники и теоретики внесли весомый вклад в развитие соцреализма в литературе и искусстве; их произведениями определялся нарратив о Второй мировой войне, они содействовали формированию того типа советского универсализма, в котором им была впоследствии уготована важная роль культуртрегеров и переводчиков советской цивилизации, где ключевым оставался русский художественный канон. В то же время евреи вели обратный календарный отсчет горькой памяти: в их произведениях фиксировались разрушения, которых все больше громоздилось на пути к постоянно откладывавшемуся светлому будущему. Крах СССР дал бывшим советским гражданам возможность заговорить, помимо прочего, и о важнейшей роли евреев в советской цивилизации. На заключительных страницах будет дан обзор откликов на крах Советского Союза с его масштабными нарративами и отмечен их параллелизм с более ранними моментами советской истории. Речь пойдет о том, как видные писатели, и евреи, и неевреи, трактовали конец советской истории с философских позиций, как они отреагировали на события августа 1991 года, и о том, как писатели и художники восприняли крах и как использовали возможность построения новых взаимоотношений с прошлым. В качестве иллюстраций выбрано творчество петербургского писателя А. М. Мелихова, художника И. И. Кабакова, уехавшего из СССР в 1988-м, и поэта и прозаика О. А. Юрьева. У Мелихова мы видим глубокую меланхолическую привязанность к советскому еврейскому нарративу; Кабаков и Юрьев, каждый по-своему, выстраивают альтернативные исторические анналы и темпоральности[298]. В творчестве Юрьева особенно ярко видно, в каких именно формах евреи и еврейская история необъяснимым образом одновременно и присутствуют, и отсутствуют в позднесоветской культуре. Общее у этих и многих других писателей постсоветского периода одно: бремя невыносимого прошлого. Революционная культура уничтожила память; постсоветская культура, напротив, ею одержима. В 2010 году прилавки книжных магазинов буквально ломились от мемуаров и дневников[299]. Однако остается открытым вопрос, как именно прошлое функционирует в текущем моменте, служит ли оно остранению настоящего или умудряется к нему притулиться, тем самым подтверждая правильность и неизбежность современной культуры и политики.

Общая картина