Музыка льда. Осколки

Зоя — первая в горнило произвольной. Зоя падает с четверного флипа и ленится или боится, а скорее и то, и другое пробовать лутц. Ну, если уж ты не желаешь идти в танцы, куда тебе настойчиво предлагает на тренировках змея-тренер, чтобы взбудоражить и заставить доказывать свою состоятельность, то прыгай, черт побери! Ругается про себя Виктория и сама же себя одергивает. Зоя заходит на четверные, а она, Вика Домбровская, ушла в танцы, не справляясь с тройными. Ей ли в душе обвинять Зойку, которая уже ростом с нее, а еще вся юность впереди. И все же за бортиком она не удержится от язвительного: “вот и выучили два четверных, чтобы иметь возможность замены и повтора”. И, переглянувшись с Григорьевым, усмехается под маской. Зо на них не обижается. Зойка вообще умница. Зойенька сильная и верящая в талант Виктории, Григорьева и Ильи. Поэтому Зоя здесь и у Зои есть ее флип и лутц, пусть пока и номинально, но будет же. У Зои будет все и еще немножко. А у Домбровской есть Зоя. И это важно и спасибо за еще одну упрямую девочку на льду тому, кто с неба их распределяет к Вике.

Чужих Виктория не видит, но Лерка не чужая, хоть и дурная со своими рекордами сложности. И Лерка перед Яночкой, так что можно вполне законно выглядывать и подглядывать, якобы случайно, не показываясь на публике и не вызывая досужих кривотолков. Девчонка в своем репертуаре: сначала заваливать, потом героически спасать, когда бояться нечего.

Мишка тоже подглядывает. Лера — его девочка. Он ее создал гораздо больше, чем Вика. Вон какие кривые руки. Руки — это то, что прививает им тренер Домбровская. И вон какой лутц творчества Григорьева. Лерка никогда не понимала и не любила все эти взмахи руками. А про прыжки она все понимает. Бог даст, у них еще будет шанс объяснить талантливой девочке Лере красоту того, что ей пока недоступно. Бог даст! Мимо Канунникова они проходят молчаливой армией. Миша первым. Виктория следом. На лед демонстративно даже не смотрят. Показательные выступления для прессы. Да и не до того. И так ясно, что Лерка прыгающая и вращающаяся делает в произвольной в одну калитку всех.

Смирнова в произвольной первая. И сейчас это неважно. И все равно радостно. Всем им радостно. Даже болтающемуся от усталости Илье, у которого с Леркой была вечная борьба. Даже бледной с залегшими морщинками у глаз Виктории. И уж конечно, радостно Григорьеву. Где-то в кармане лежит веселый смайлик, а в сердце вопрос: “Вы же будете так улыбаться, когда я прыгну все запланированное в одной программе?” Он будет. Он уже улыбается так, просто под маской этого не видно.

Яна пролетает свою программу на одном дыхании. Все сильнее и сильнее к концу, как и было задумано. С этой программой они уйдут в олимпийский сезон. И, возможно, именно она сделает Яночку чемпионкой. Или это будет не Яна? Или эта будет совсем другая девочка? Та, за которой убегает от бортика Илья. Та, которую ждет у этого бортика Виктория. Та, которая смотрит на них спокойно и счастливо, будто никто не обещал для нее смерти от удушья в середине программы. Будто она сама не знает и не помнит вчерашнего дня. Будто нет прокола на запястье, спрятанного под расшитыми перчатками и будто эта ночь всем им лишь приснилась. Маша улыбается, смотрит в глаза Домбровской и тихо говорит: “Все будет хорошо”. Кто кого держит за руки и дает энергию на старт? Вот и пойди разберись с этими простыми сложностями.

Две ладони прячущие глаза, в которых свет. Сейчас начнется музыка и откровение. Смогут-не могут. Будет — не будет. Со щитом или же на щите. Лед ткется под коньками, создавая прочную опору. Для скольжения, для толчка, для четверного, для выезда. Миша мечется за спиной, пытаясь силой собственного желания поднимать Максимову в каждый прыжок. Илья скользит за ней по льду, словно надеется поймать, если ей станет плохо. Виктория ждет. 2, 5 минуты. Маша скользит, дышит, прыгает. Три… Маша еще дышит, но уже страдает. Последний прыжок. И дальше длинное сложное вращение со множеством смен позиции. И волшебства больше нет. Белеют губы, вдохи холостые и бесполезные сменяются короткими выдохами. “Держись! Держись! Держись!”— шепчет в маску Домбровская. “Держись! Держись! Держись!”— мечется у бортика Григорьев. “Держись! Держись! Держись!”— почти выпрыгивает на лед Лнадау. Маша выходит из вращения… Маша… улыбается.

Длинная дорожка, и кажется, что уже весь ледовый дворец повторяет “держись! держись! держись!”.