Музыка льда. Осколки

Леонова сползает с кровати и бредет к дверям. Никого ей сегодня не надо, тем более таких нервных визитеров.

Распахивает дверь и с удивлением утыкается взглядом в пару блестящих и таких знакомых зеленых глаз:

— Какого хрена, Леонова?! — голос Домбровской совершенно не сочетается с бледным уставшим лицом, настолько он энергичен и сердит, да и сама взъерошенная фурия мало похожа на познавшего радость победы человека.

Милка удивленно смаргивает это странноватое приветствие и, молча, пропускает замученную разгневанную кошку в номер.

Виктория энергично сбрасывает в прихожей сапоги, с которых течет мешанина красноярских тротуаров из снега и реагентов, проходит в номер и кидает на ближайший стул свою шубу.

У каждого заслуженного тренера по фигурному катанию должна быть шуба: бессмысленная и беспощадная. А лучше несколько. У Вики все хорошо с аксессуарами, включая шубы. Мила за три года молчания выучила все наряды этой блондинки, которая была ей настолько безразлична, что ее поисковик автоматом пытался ввести поисковый запрос на имя “Домбровская” просто при открытии. Каждый новый предмет гардероба был дороже и изящнее того, которому приходил на смену. Леонова только диву давалась, как легко ее тренер, большую часть жизни пробегавшая в спортивных курточках с надписью “Россия” на спине, переключилась на брендове шмотки, умудряясь выглядеть в них так, словно всю жизни ничего дешевле капсульных коллекций от “Диор” и не носила. И вот что удивительно, даже в своих курточках она была не менее элегантной, чем теперь в дорогих тренчах и шубах. Впрочем, отношение к шубам у Виктории Робертовн было такое же, как к спортивным куртешкам. Безразличное.

Итак, шуба валялась на стуле, подметая полами имитацию паркетной доски из ламината, а ее хозяйка черным смерчем вышагивала по Милкиному номеру. Наконец Виктория Робертовна замирает на месте, резко разворачивается к спортсменке и повторяет с той же сердитой интонацией:

— Леонова, ты мне ответишь или нет, что опять-то не так? И какого, блин, хрена!

Мила наконец находит какие-то слова, но спросить может только одно:

— Что вообще происходит?!

— Нет, Милочка, — взвивается окончательно Виктория, — Это, черт возьми, мой вопрос! Что опять произошло такое, что ты бежишь? Чем мы, нет, вернее я, ведь это всегда я, не угодили Миле Леоновой?!

— Да что я сделала-то?! — благостного настроения как ни было, осталось только зарыдать. И слезы уже близко.

Домбровская молча лезет в карман брюк вынимает телефон и с каким-то ожесточением снимает блокировку с экрана. В смартфоне открыт чат с Милой. И последнее сообщение от Леоновой “Я ухожу”

— Мила, я охренеть как рада, что у нас такой прогресс! Я узнаю о твоих решениях не из новостей, ни от чиновников, и не в тот момент, когда ты пролетаешь над океаном, меняя континент, но объясни мне, что случилось-то опять?

Домбровская швыряет свой телефон на стол, и девушка морщится: больно должно было быть и смартфону, и столу от взаимного удара друг о друга.

Для вики удар, полученный однажды утром, когда она почти успокоилась, убедив себя, что Мила просто долечивается и отдыхает, поэтому не выходит на связь, даже пообещала выругать девчонку за такое безобразное поведение, как только вернется к тренировкам, оказался слишком неожиданным и прилетевшим почти одновременно с двух сторон.

Сначала зазвонил телефон, и мягкий голос руководителя федерации фигурного катания доложил, что фигуристка Леонова объявила о смене тренера и планирует отныне работать с американской командой специалистов.

И с последней фразой в трубке новости на телеэкране показали пустой Милин взгляд, каким она смотрела на нее каждый раз, планируя соврать или отказаться от чего-то, что Домбровской было важно. Девочка повторила информацию, до этого услышанную от уважаемого источника в трубке сотового.

С тех пор Виктория Робертовна смотрела с экрана телевизора только фильмы из интернета. И никаких новостей, тем более с утра, когда впереди рабочий день.

Леонова понимает, что разговор идет неправильно и о чем-то разном, потому что ее решение никак в ее собственной голове не должно было привести вот к такой реакции в виде мечущейся по комнате блондинки, которая хочет то ли рыдать, то ли повторно врезать ей. Мила не уверена, что из этого хуже: с одной стороны раз она по физиономии получила и, спасибо, больше не надо. С другой — видеть плачущую Викторию Робертовну — это сюрреализм. Она к подобному не готова.

Нет, конечно, приятно, что тренер так ценит ее. Признаться, сама-то спортсменка думала, что вызовет своим решением вздох облегчения и только. Возможно, напутственные пожелания перед уходом в большую жизнь. Но уж точно не шквал бури и натиска, который происходит сейчас.

— Виктория Робертовна, но это же когда-то должно было произойти. Впереди олимпийский сезон. У вас Маша, Рада, Яночка, Катя, Ася, Зоя. Я не думаю, что еще и я вам нужна.