Музыка льда. Осколки

Вику после всего пережитого за последние сутки плохо держат ноги, особенно на фоне тех эмоций, которые в ней кружат сейчас. Она прижимается спиной к стене и безнадежно думает: “Опять! Опять то же самое! Ревность к младшим. Тогда только Рада. Теперь девчонки! Ну, и что она предлагает? Выбросить всех детей за борт и любить только Милку Леонову? Дурдом!”

— Ну, и к кому ты уходишь? Еще один кандидат в “Лед и Пламень”? — все, Виктория Домбровская выдохлась. Убеждать и отговаривать нет ни сил, ни желания. Осталась только пустота на том месте, где в сердце жила Милка, — Тебе пообещали лед, хореографов и специалистов по списку на олимпийский сезон? Мы так, конечно, не сможем, Мил. Ты права у нас возок и очередь из желающих. И для всех равные условия. Даже тебе не будет преференций.

— Да, какие “ЛиПы”? — у ее тренера (нет, правильно, бывшего тренера), кажется, на фоне стрессов чемпионата России легкий сдвиг по фазе, — Нет никаких “ЛиП”! Зачем?!

— Кто же тогда? — Вике это не интересно, но она спрашивает, привалившись спиной к стене и не открывая глаз, — в конце концов, мне не безразлично, кто будет с тобой работать. У тебя травмы. Тебе нужны хорошие специалисты, которые понимают, что делать в твоем случае.

— Виктория Робертовна, зачем мне другие тренеры? Я же ухожу! — Миле кажется, что она вполне ясно выражает мысль.

Виктории тоже кажется, что мысль ее бывшей спортсменки вполне ясно выражена. Она только не понимает, почему Леонова скрывает фамилию нового тренера, поэтому лишь кивает устало головой, наконец открывает глаза и произносит:

— Милк, эту мысль я уловила из твоего сообщения. Я хочу знать, к кому из тренеров ты переходишь, уходя от меня.

И только тут до девушки начало доходить: что она хотела написать, торопливо набирая текст под впечатлением от проката Максимовой, что она на самом деле написала и что прочитала ее тренер.

— Виктория Робертовна, мне не нужен другой тренер! Я ухожу из большого спорта, но я остаюсь с вами! Я… я неправильно написала. Я… простите! — Мила теряется в словах и умолкает.

В такое нельзя поверить. Подобный бред случается только в плохих сериалах. Вика выдыхает нецензурное и совершенно непедагогичное облегчение по адресу ситуации и немного ее юной темноволосой создательницы и, окончательно утратив силы, тихо сползает по стене на пол:

— Леонова, твою мать! В следующий раз — звони. Мессенджеры — не твое, — произносит Домбровская и неожиданно всхлипывает.

И все слезы, которые не пролились в этот день из ее глаз наконец прорываются на полу гостиничного номера Жени. Они текут по лицу, впитываются в рукава черного объемного свитера и штанин на коленях, к которым женщина прижимает голову.

Когда-то, на одной из десятков передач, которые успели пройти с ее участием, пока Милка под руководством Виктории Робертовны один за другим брала старты, ей задали вопрос, из-за чего может расплакаться ее тренер. Ничего более удивительного и дурацкого спортсменка не ждала в программе от журналистов. Это же Домбровская! Она не плачет. Никогда! Вы что! Ни за что и ни при каких условиях!

Вика как-то ободрала о лед и конек Милы неудачно провернувшейся, пока ей ставили зубец, три пальца в мясо и даже слезинки не выкатила, только велела отвернуться и не смотреть на капающую кровь. Алую на белом. Милка навсегда запомнила, как красные капли разбиваются о стекло льда, превращаясь в кровавые маленькие солнца на поверхности катка.

Ну что же. Вот и ответ. Последний раз на веку Людмилы Леоновой, он же и первый, Виктория Домбровская плакала из-за неудачно сформулированной фразы в мессенджере.

Девушка садится рядом, прижимается боком к Вике и тихо говорит:

— Виктория Робертовна, ведь это любовь. И мы обречены друг на друга. Куда я денусь?!

Женщина притягивает Милу ближе, чмокает в темноволосую макушку и хрипловатым от слез голосом говорит:

— Леонова, я на парикмахера, благодаря тебе, теперь трачу намного больше денег!

— Это еще почему? — Мила вскидывает голову и лицо ее близко близко от лица женщины.

Огромные глаза, удивленно приоткрытые губы, округлый подбородок. Вика откидывается затылком на стену и смеется:

— Потому что три четверти моей седины — твоя заслуга, Милочка! И я чувствую, что это не конец, да? — блондинка опускает глаза вниз, туда, откуда на нее смотрит очарованный и смешливый взгляд ее самой родной после Ники девочки.

Именно эту мизансцену и застает Илья, открывший после пары вежливых ударов незапертую дверь в номер Леоновой. Ну, естественно, стоило ли бегать по этажам, ища Вику, без которой, понятное дело, никакого празднования победы быть не может, имело смысл сразу идти сюда. Где еще могло в Красноярске возникнуть самое неотложное и срочное дело, если все остальные дела были под боком на ледовой арене, пьедестале и вокруг него в паре метров?

Виктория смотрит снизу вверх на Ландау и спрашивает:

— Все хорошо?

Илья кивает и в ответ задает свой вопрос:

— Решила срочные дела? — и протягивает сразу две руки дамам, полагая, что обе они не против подняться.

— Ага! — Вика хватается за его левую руку, Мила за правую, — легкое недопонимание.