Серж увидел, что Поль задел в Розенн какую-то чувствительную струнку, которую он сам не в силах был даже отыскать. Он так крепко сжал кулаки, что побелели костяшки. Даже когда Поль в танце увел Розенн с мола, во тьму, в ночь, Серж не встал. Не нашел в себе сил.
Колетт не могла оторвать взгляд от лица Сидони. Она ощущала себя эдаким шариком для пинбола, балансирующим на подрагивающем кончике флиппера, который вот-вот метнет его на бампер.
— Да что же это? — спросила Колетт и осознала, что хочет изменить все, даже собственную жизнь. И в первую очередь собственную жизнь. Она ведь могла сложиться совершенно иначе.
— Ты до сих пор не понимаешь? — откликнулась Сидони, и ее глаза налились соленой морской водой. Водой слез.
— Уже слишком поздно? — сказала Колетт.
Не успела Сидони ответить, как раздался звон разбивающегося об асфальт стекла, а затем — крики толпы и яростные вопли мужчины. Сидони вздрогнула от неожиданности.
Это Серж перевернул стол, за которым сидел неподвижно и в оцепенении смотрел, как Поль уводит Розенн во мрак, чтобы предаться с ней любви.
Жанреми, Симон и мясник Лоран из «Антрмарше» сбили беснующегося Сержа с ног и заперли в холодильной камере вместе с запасами барабульки и недопеченных багетов.
Музыканты со сцены пригласили собравшихся станцевать гавот, бертонский хоровод, который получается, только когда танцуют все, все со всеми. Старичок — со своей щеголяющей пирсингом племянницей, бургомистр — с деревенской вдовой, которой вечно перемывают косточки, ее любовник — с женой священника. И все танцуют, сцепившись мизинцами. Мужчины подпрыгивают, женщины кружатся вокруг них одновременно и кокетливо, и нерешительно.
Партнером Паскаль оказался судовой механик из Рагене; он спросил, не одолжит ли она ему добрую ведьму, которую как раз обучает, — чтобы она привела в порядок его сад. Паскаль предположила, что речь о ее садовых граблях, и согласилась, но на всякий случай предупредила, что ей нужно предварительно обсудить это с мужем. Падриг за барной стойкой непрерывно отпускал желающим маленькие бутылочки шушенна, а Жанреми смотрел, как Лорин склоняется к одному из тех парижан, что каждый июль снимают в Порт-Манеке дорогие виллы. Из тех чиновников в дорогих костюмах.
Жанреми с трудом сдерживался, глядя, как Лорин улыбается и кивает парижанину в стильном пиджаке, а тот пожирает ее глазами. Он толкнул Падрига в бок.
— Сходи-ка спроси этого урода, что он хочет выпить.
— Урода? Да он красавчик! — пробормотал Падриг и, пошатываясь, двинулся к наглецу.
Жанреми вспомнил все цветы, которые тайно покупал Лорин. Они теперь лежали в холодильнике, рядом с письмами, которые он писал, с комплиментами, которые так и не решился произнести.
Колетт положила руку на руку Сидони. Ее пальцы обхватили пальцы старой подруги.
Увидев их вместе, заметив выражение их лиц, выдававшее то, что не осмеливались сказать вслух уста, Симон не нашел в себе мужества пригласить Колетт на танец. Он вернулся на борт «Гвен II», унося с собой подарок, который хотел сегодня вместе со своими чувствами положить к ногам Колетт. С последней, отчаянной уверенностью он осознал, что Колетт никогда не станет его гаванью. Сердце Симона разорвалось надвое, как якорная цепь.
После полуночного фейерверка гуляки быстро разбрелись. Мол лежал, словно утомленная возлюбленная, у которой нет сил даже прикрыть простыней свое изнывающее от прикосновений тело. Марианна искала стаканы и бокалы, которые посетители оставили под кустами или забыли на парапете набережной; Янн помог отнести в «Ар Мор» стулья и сейчас сидел с Жанреми за стаканчиком кальвадоса.
Последние бокалы она нашла на опустевшей сцене. Марианна поставила на пол поднос. А потом вышла на середину сцены.
В ней зазвучала песня, которую она сыграла морю, песня о сыне луны. Она стала напевать эту мелодию, воображая, что на ней красное платье и что она играет на аккордеоне. Представляя себе, как потом разгоряченные, улыбающиеся слушатели оборачиваются к ней и аплодируют. Она открыла глаза, и ей стало стыдно, ведь это была неосуществимая мечта.
Янн вышел из дверного проема «Ар Мор», стоя в котором наблюдал за Марианной, протянул ей руку и помог спуститься со сцены. Он привлек ее к себе с силой, которая так ее восхищала. Вплотную. Его тело излучало тепло, и Марианна ощущала это тепло не только кожей, но и глубже. Потом Янн Гаме нежно провел пальцами по ее щекам. Приблизил свой рот к ее губам. Она решила, что не отшатнется, а если бы и попыталась отпрянуть, он бы ее не отпустил. А потом Янн ее поцеловал.
Марианна закрыла глаза, открыла, закрыла снова и отдалась его поцелуям, поцеловала его в ответ, ее охватила жажда целовать его снова и снова. Она походила на опьянение, экстаз, и Марианна не имела сил ей противиться. Только когда она замерзла, они разжали объятия и перестали искать губами друг друга.
Это было мучительно-прекрасно, и, пытаясь различить во взгляде Янна скепсис и настороженность, она видела лишь желание.
Янн отнес найденные бокалы в кухню.