Музыка на Титанике

…и думали, что она либо умерла, либо очарована.

Шарль Перро. Спящая красавица

Что там в руках – что в облаках
и где журавль – где синица,
теперь уже не объяснится
ни так, ни эдак и никак:
тут чем-то залита страница —
как раз на слове «заграница»,
и больше эта заграница
в поблёкших не видна крючках.

А спросят – что-нибудь наври

про населенье коренное:
что головы у них – по три,
и все – с Луну величиною,
и все отравленной слюною
от веку брызжут… дикари.

Наври, как врали сотни лет

бродяги, странники, гуляки,
чьи беззастенчивые враки,
кружась и не даваясь в руки,
очаровали белый свет, —
и никакого шанса нет
разоблачить все эти враки,
и никакого смысла нет.

И не тебе – ловить на лжи

да посягать на миражи,
гуляка, странник, белый клоун!
Ты сам попрал все рубежи,
а спросят, где пропал, – скажи,
что умер или очарован.

«Помню старость: семь лет с лихвой…»

Помню старость: семь лет с лихвой —
и забот полон рот,
с запрокинутой головой
через весь небосвод —
разобраться с судьбой светил
и природных стихий,
попросить, чтобы Бог простил
все мои грехи:
так… раздавленный, значит, жук
и разлитый морс,
под дождём забытый пиджак
и полёт на Марс —
больше вроде не нагрешил
(нагрешу потом).
Остаётся из двух рейсшин
сколотить фантом,
пошататься по лопухам,
покопаться в ранце,
беспокоясь, как там стихам,
недописанным – раньше.

«Я о тебе напишу ещё, обещаю я по дороге…»

Я о тебе напишу ещё, обещаю я по дороге
облачку безразличному по имени Розалинда,
и о тебе напишу ещё, улитка-рогач Ольдерроге —
скажем, на суахили, чтоб было совсем солидно,
а о тебе и подавно, сторожевая башенка —
сколько ни езжу мимо, имени не запомню:
с виду простая башенка, но там обитает боженька,
с ужасом наблюдающий нашу страшную бойню.

Я и о вас напишу ещё, как бы вас ни называли,

прочие мимолётности тяжёлого этого мира:
вот только эра кончится грозовая… нет, грузовая
и за нею начнётся розовая – эра, холера, вера.
Там-то мы, значит, и встретимся, прочие мимолётности,
милые монолитности, памятники былому,
жертвы моей беспечности, холодности, халатности,
от слова почти отбившиеся,
но верные только слову.

«Махнём, мой ангел, на просторы…»