Стол Куэйла был огромным сооружением из почерневшего от старости дерева. Целые поколения Куэйлов восседали за ним, обдумывая способы, как бы повернуть тот или иной закон во благо их клиентов, а значит, и их самих (конечно, правосудие не было для них проблемой). Вероятно, здесь решалась и участь несчастного месье Кувре… Думаю, в самый судьбоносный момент в арке замаячила древняя копия сегодняшнего Фонсли, при этом клерк прятал в складках плаща мешочек монет, необходимый для свершения приговора.
Куэйл для своих шестидесяти с чем-то зим был на удивление элегантен (если сказать «шестьдесят весен» или «шестьдесят лет», то это будет неточно: Куэйл был человеком именно голых деревьев и заледенелой воды).
Куэйл достигал примерно шести футов в высоту и оказался одним из немногих, кто мог смотреть на меня в упор, однако эта оценка скорее умозрительна: стоял он передо мной редко, а глаза скрывал за темными очками. Волосы у него отливали антрацитово-черным цветом и чуть припахивали гуталином, которым он скрадывал седину. Зубы, наоборот, снежно-белые и ровные, а кожа бледная до прозрачности – я порой думал, что при более ярком освещении могу разглядеть кровеносную систему Куэйла во всей ее нежной красе. Но в сумрачности кабинетных владений его сосуды и артерии проглядывали лишь едва, призрачным намеком, подобно теням ветвей на снегу.
И, повторяю, отраженные зайчики света на линзах его очков в черной же оправе прятали от меня его глаза.
Слева от Куэйла в красном кожаном кресле сидел еще один человек, разменявший третий десяток лет. Одет аристократично, но туфли, хотя и начищенные, – с истрепанными подметками, а костюм уже с годок как вышел из моды. Тем не менее юноша вдел в петлицу гвоздику. Получается, парень не без гроша, но денег все равно в обрез: хватает на чистку обуви, но свободно купить новую пару средства не позволяют. Если честно, симпатией я к нему не проникся: глаза с какой-то тягучей сонной поволокой – не поймешь, что на уме, а подбородок уперт практически в шею. Никогда не доверяй человеку, который, находясь в одной комнате с двумя, доводит число подбородков до трех.
– Милости прошу, мистер Сотер, – с вальяжной радушностью приветствовал меня Куэйл. – Позвольте вам представить: Себастьян Форбс. Его дядя, Лайонел Молдинг, – один из моих клиентов.
Форбс поднялся и протянул мне руку. Пожатие оказалось крепче, чем я ожидал, хотя он, вероятно, просто вложил в него чуть большее усилие.
– Очень рад познакомиться, мистер Сотер, – вымолвил он в свойственной подобным субъектам манере, которым приветствие всегда кажется чересчур длинным и потому лучше бы через него перескочить.
– Аналогично, сэр, – коротко ответил я.
– Мистер Куйэл рассказывал, что вы поспособствовали разрешению недавнего конфликта.
– Это был мой долг. Зачем преувеличивать.
– В каком полку изволили служить?
– В сорок седьмой дивизии.
– Вот они – истинные лондонцы! Стойкие парни. Артуа, Фестюбер, Лис, Сомма[46]
.– Вы тоже воевали, сэр?
– К сожалению, нет. Моя осведомленность основывается исключительно на чтении. Для призыва, увы, оказался слишком молод.
Одного взгляда на этого ферта мне хватило, чтобы определить: из ребят, которые вместе со мной воевали, многие и сейчас, будь они живы, были б моложе его. Но я промолчал. Если он изыскал способ избежать той кровавой бойни, то впору ему позавидовать. Я сквозь нее прошел, а если б знал, что мне предстоит пережить, то драпал бы без оглядки. Дезертировал бы к чертовой матери: пусть сами рвутся в клочья, кому охота.
– Значит, вы, ребята, рубились при Хайвуде? – продолжал любопытствовать Форбс.
– Да, – ответил я.
– Ну и мясорубка была.
– Ага, – снова кивнул я.
– После этого Бартера[47]
сняли с командования?– Да, сэр. За немотивированные потери личного состава.
– Болван был, каких поискать. Конченый.
– Не такой конченый, как Палтни[48]
.– Бросьте! Сэр Уильям – прекрасный солдат.
– Сэр Уильям – упертый тупица, обрекший на смерть тысячи людей, которым бы жить да жить.
– Смею заметить, что леди Джесси Арнотт была подругой моей покойной матери.
Арнотты. Мне смутно вспомнилось, что Палтни вроде бы сыграл свадьбу с одной из женщин данного семейства. Где же я об этом читал? Наверное, в светской хронике. Точно. И поэтому испортил себе аппетит перед завтраком.
Пока разлад не успел усугубиться, Куэйл сухо кашлянул.
– Прошу вас, присаживайтесь, мистер Сотер. И вы, мистер Форбс.
– Я требую извинений, – уперся ферт.
– На каком, простите, основании? – учтиво поинтересовался Куэйл.
– Мистер Сотер оскорбил героя Британской короны и друга моей матушки.
– Мистер Сотер всего лишь выразил свое мнение. Мы же джентльмены и поймем друг друга, не так ли? Я уверен, мистер Сотер вовсе не хотел задеть вашу мать. Верно, мистер Сотер?