Музыка перемен

А может быть, любовь это проклятие? Проникая коварными щупальцами в сердце, она безжалостно пронзает его, учащая пульс до скорости света. Теперь мир не принадлежит единственному тебе, он отдан вместе с драгоценной жизнью другому человеку, который будет питаться твоими силами, жадно всасывая, захлебываясь от удовольствия и пресыщаясь. Потому что даже страстно жаждущий воды не способен выпить ее всю и хотеть заново, вдоволь насытившись. Удовольствие сменяется сладко-горьковатым вкусом, дразнящим язык на поиск новых ощущений. И тогда мир, когда-то богатый и щедрый, сжимается до одной полоски, черты, грани. Любовь не дарит крыльев, она отнимает сердце и душу, заполняя пустующее место обманом и иллюзией. Но стоит припомнить превосходный вкус вина. Его красноватый оттенок, захватывающий дух аромат. Попробовав напиток однажды, хочется сделать это еще раз, снова и снова, смакуя знакомый терпкий вкус. Невозможно отказаться, когда на губах остается пряное послевкусие. Так и Любовь, попробовав однажды, невозможно остановиться.

Артем пошевелился, и я поспешил убрать руку. Как он красив, когда спит. Невесомо я коснулся его полуоткрытых губ. Я бы продал душу дьяволу, чтобы познать вкус истинной любви. Скрепил кровавое рукопожатие и прожил отмеренные рогатым лицемером годы с мужчиной, который призраком прошлого ворошил мои душу и плоть. Его имя и его глаза. Эти золотисто-оливковые глаза. С мыслью о Владе, Костином друге детства, переполошившего мою жизнь, я, в конце концов, уснул.

Часть 7. КСЕНИЯ

Я пряталась от Удальцова в архиве: комната с одним единственным не открывающимся окном. Моя тюрьма на много дней. Я то искала надзорки, то составляла описи. Все что угодно, чтобы быть подальше от начальства. К такому виду исправительного режима я приговорила себя сама. Все эти мучительные дни меня не покидало чувство стыда, словно я была нашкодившим ребенком, которому строго-настрого наказали не трогать сладости, но все равно это сделала. Удальцов был спокоен, абсолютное спокойствие, будто не его губы целовали мою шею и не его руки пытались потрогать мою грудь. Никаких эмоций, никаких нервов! Выражение мужского лица говорило, что именно так и нужно настраивать взаимоотношения между сотрудниками, улучшать рабочую атмосферу!

Сначала поведение этого мужчины бесило, злило. Я тем вечером летела, как кипятком ошпаренная, не чуя земли под ногами, ночь не спала: все пыталась придумать траекторию движения следующего дня. Что сказать, как выстроить диалог или лучше не показываться на глаза? Меня разрывало изнутри, я хотела кричать, прыгать, топать ногами. Но утром Иван Николаевич Удальцов встретил меня с обыкновенным видом. Тогда я решила — держаться подальше. Приговор окончателен и обжалованию не подлежал — пожизненное содержание в архиве. От предлагаемой должности я отказалась, так и не рассказав об этом предложении родителям. И Удальцов не настаивал, покрутил ручку в пальцах, крутанулся на кресле, заглядывая в раскрытое окно, и сделал вид, будто ничего не произошло, только позже напомнил о разбросанной кипе статистических карточек, которые по моей вине остались не проверенными.

Но со временем наши с ним отношения (в частности рабочие) пришли в норму, не зря же мудрые люди говорят, что время все стерпит. Я немного успокоилась, пришла в себя. Удальцов вел себя как обычно, не вспоминая и ничего не спрашивая. И я снова поверила в то, что все может обойтись. И даже позволила себе помочь начальнику с отчетностью.

На место Павла пришла женщина. Маленький дьяволенок, сидящий внутри меня, обрадовался такому событию, захлопал крошечными копыточками, ликуя и зловеще улыбаясь.

Мы сидели в кабинете Удальцова. Он расписывал почту, а я заполняла электронную таблицу. Для начала нужно было разобрать все процессуальные документы. Итак, первое, по внутренним органам: органы следствия, дознания, следственный комитет и приставы. Дальше по содержанию: возбуждение, приостановление, продление, прекращение, соединение. Осталось самое простое, по дате и номерам уголовных дел, и можно смело заполнять таблицу, которая в итоге самостоятельно выдаст отчетные цифры.

Зазвонил телефон, и на экране высветилось имя Иры, Костиной жены. Мне пришлось выйти из кабинета в коридор, чтобы спокойно поговорить без любопытного взгляда Удальцова, следящим за мной.

— Да, Ир, что-то случилось?

— Можно и так сказать. Сейчас звонил Костя, сказал, что не сможет пойти с нами вечером в театр. У него аврал на работе. Сама же понимаешь, конец месяца, отчеты. Плюс первое время на новой должности. Ему, конечно, не очень легко, но я уверена, все поймут.

— Мы попросили Костю один раз! И именно этот раз он не может. Пусть выходит завтра на работу в четыре утра и делает свой драгоценный отчет. — Бессмысленность данного разговора была настолько очевидна, что мне хотелось разбить телефон о стену и закричать. — Это семейный вечер, приехал твой отец, с которым ты видишься раз в пять лет. Неужели этим возможно пожертвовать ради отчета, который твой «вечно занятой» муж сдает каждый месяц?